Отчужденность – вот главное качество человека, которое выделяет Бродский. В своем взгляде на личность Бродский сближается с мнениями и положениями философов-экзистенциалистов – Камю, Сартра, Бердяева, Кьеркегора и Хайдеггера, которые утверждали обособленность, одиночество человека в мире. При этом они подчеркивают то, что человек, только полностью отказавшийся от общества, обретет "подлинное существование", найдет сам себя, и сможет реализовать заложенные природой уникальные способности. Однако, чтобы выйти на свой личностный путь самоутверждения в мире, человек должен отказаться и от личных представлений о самом себе, которые сложились также под влиянием социальной среды. В ранних стихотворениях Бродский ясно определяет такую позицию по отношению к миру.

Сумев отгородиться от людей,
Я от себя хочу отгородиться.
Не изгородь из тесаных жердей,
А зеркало тут больше пригодится.
     ("Сумев отгородиться от людей…")

Чтобы человек не делал, он всегда остается одиноким, отчужденным от общества. Но именно в своем одиночестве он приходит к абсолютной свободе. Однако свобода у Бродского – не награда, а тяжкое бремя для человека, потому что она предполагает ответственность и личный выбор. В этом он схож с Сартром и Камю, которые занимались этой проблемой достаточно подробно и детально.

Как хорошо, что некого винить,
Как хорошо, что ты никем не связан,
Как хорошо, что до смерти любить
Тебя никто на свете не обязан.
     ("Воротишься на родину…")

Человек изначально одинок, поэт это не раз утверждает и в своем зрелом творчестве. Во многом на взгляды Бродского повлияла и ссылка, а позднее и эмиграция из России. Тема "ухода от людей" постоянно звучит в его поэзии. В позднем периоде его творчества поэт приходит к мысли о том, что человека общество растворяет, в особенности – идеологизированные религии, которые навязываются ему насильно. Поэтому Бродский "проповедует" частную жизнь. Он возводит отчужденность в цель жизни. Отстранение дает возможность обрести свободу. Свободу от всего, что довлеет над человеком, будь то идеология, религия, власть или он сам.

В облике многих вод,
Бегущих на нас, рябя,
Встающих там на дыбы,
Мнится свобода от
Всего, от самих себя,
Не говоря – судьбы.
     ("Тритон")

Именно частная жизнь позволит человеку идти своим путем, жить по своим законам.

Иначе – верх возьмут телепаты,
Буддисты, спириты, препараты,
Фрейдисты, неврологи, психопаты.
Кайф, состояние эйфории
Диктовать нам будет свои законы.
     ("Речь о пролитом молоке")

И здесь раскрывается еще одна традиционная тема отчуждения – "поэт и толпа", в которой Бродский не нов, и тоже ставит поэта над толпой, подчеркивая его исключительность и избранность. Более того, для него люди превращаются в досадную помеху в творчестве, которые мешают почти исследовательской работе поэта. Для Бродского люди превращаются в "лезущую в глаза психологическую пыль ".

Однако, для поэта, или любого другого творческого человека, по Бродскому, быть в стороне от общества недостаточно, нужно быть, отстраненным и от самого себя. "Ведь поэт и человек – разные вещи ". И вот это новое качество "самоотчуждения" человека поэт рассматривает как цель и средство для достижения свободы.

В иерархии мироздания человек стоит на последнем третьем месте после времени и пространства. Все располагается по уровню значимости. Не время с пространством существуют для человека, они просто предоставляют человеку территорию для жизни. Однако это не значит, что он находится в подчиненном положении. Несмотря на то, что человек зависим от них, ему дано право управлять этими категориями жизни по своему разумению. И человек занимает в мире совершенно особое положение, являясь одновременно и обладателем времени, будучи сам его частью, и покорителем пространства.

Человек и время

Ранее уже было сказано о том, что человек является и носителем времени и, одновременно, его обладателем. Время же, по Бродскому, является основой для существования и создателем всего живого, а это значит, что все находится в его власти. Человек не единственная форма пребывания времени, а это значит, что человек зависит от времени целиком и полностью. Человек был создан временем, оно его и подчиняет.

Время есть холод. Я нанизан на холод. Холод ценит пространство.
     ("Эклога 4-я Зимняя")

Время приносит человеку болезни, несчастья, и в конечном итоге, смерть. Из этого ясно, что он существует в его уничтожающей, враждебной среде. Время им управляет, определяет сроки его жизни, и все опасности человеческой жизни – лишь формы, через которые проявляется убивающее действие времени. Жизнь и смерть, по Бродскому, становятся враждующими сторонами, и он выделяет особые категории – время жизни и время смерти.

Время жизни, стремясь отделиться от времени смерти,
Обращается к звуку.
     ("Bagatelle")

Осознание человеком времени происходит через определенные события, коими являются – болезнь, старение и смерть. И если смерть представляется чем-то, о котором можно сказать: "смерть – это то, что бывает с другими", и черты ее не материальны, чего нельзя сказать о болезни и старении. Они как раз имеют свои ярко выраженные во внешнем мире черты, которые человек переживает сам. Смерть отличается тем, что у нее отсутствует такое качество как длительность.

Годы
Жизни повсюду важней, чем воды,
Рельсы, петля или вскрытие вены:
Все эти вещи почти мгновенны…
     ("Памяти Т.Б.")

Размышляя о старении, Бродский всегда конкретно-предметен в образах, ассоциациях. Неизменно болезни и старость проявляются у него в натуралистических деталях.

В полости рта не уступит кариес
Греции древней по крайней мере.
Смрадно дыша и треща суставами
Пачкаю зеркало
     ("1972")

Тема старения, естественно, связана со страхом смерти. И она навязчиво преследует Бродского в течение всей его жизни.

Смрадно дыша и треща суставами,
Пачкаю зеркало. Речь о саване
Еще не идет. Но уже те самые,
Кто тебя вынесет, входят в двери.
     ("1972")

Помимо страха смерти, старение еще и "грозит" превращением в вещь, которая является сама по себе лишь сгустком материи, лишенная ощущений и чувств, свойственные человеку.

Вот оно – то, о чем я глаголаю:
О превращении тела в голую
Вещь! Ни горе не гляжу, ни долу я,
Но в пустоту – чем ее ни высветли.
Это и к лучшему. Чувство ужаса
Вещи не свойственно. Так что лужица
Подле вещи не обнаружится,
Даже если вещица при смерти.
     ("1972")

Человек, ясно осознавая свое положение во времени, испытывает трагическое чувство обреченности на смерть. И как раз знание того, что тебя ожидает -

Нам знаком при жизни предмет боязни… ("Песня невинности, она же - опыта")

Человеку всюду
Мнится та перспектива, в которой он
Пропадает из виду.
     ("Примечания папоротника")

и того, что этого уже не изменить

Того, что грядет, не остановить дверным
Замком.
     ("Примечания папоротника")

превращает человека в "комок страха". Любой предмет для него может стать символом уходящей жизни, а значит, и близкой смерти. Помимо обычных вещей, связанные для человека напрямую с временем, появляются и другие материальные символы, ассоциирующиеся с ним. Это мрамор, фотографии, книги, архитектурные памятники, картины, бытовые предметы (столы, стулья, кровати).

Когда-нибудь эти годы
Буду восприниматься как мраморная плита
С сетью прожилок – водопровод, маршруты
Сборщика податей, душные катакомбы,
Чья-то нитка, ведущая в лабиринт, и т.д., и т.п. –
С пучком
Дрока, торчащим из трещины посередине.
     ("MCMXCIV")

Страх смерти возникает прежде всего потому, что это – сугубо личное, частное дело каждого человека. Именно осознание того, что это случится с каждым, повергает человека в ужас. И поэтому, когда Бродский говорит о смерти, "я" у него очень часто звучит как "мы". Видимо за этим кроется попытка избежать своей участи.

Смерть – не скелет кошмарный
С длинной косой в росе.
Смерть – это тот кустарник,
В котором стоим мы все.
     ("Холмы")

И именно этот страх заставляет человека искать выход из этой неизбежной, в любом случае, ситуации. Но у него остается по сути два пути – смириться или бороться. Эти темы, борьба со смертью и принятие ее, четко прослеживаются во всем творчестве Бродского, начиная от самого раннего периода до самого позднего 90-х годов.

Да не будет дано
Умереть мне вдали от тебя,
В голубиных горах,
Кривоногому мальчику вторя.
Все умолкнет вокруг.
[…]
И летящая ночь
Эту бедную жизнь обручит
С красотою твоей
И с посмертной моей правотою.
     ("Стансы городу", 1962)

Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
Долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
Там немного, но на похороны хватит.
     ("Письма римскому другу", 1972)

Состоя из любви, грязных снов, страха смерти, праха,
Осязая хрупкость кости, уязвимость паха,
Тело служит в виду океана цедящей семя
Крайней плотью пространства: слезой скулу серебря,
Человек есть конец самого себя и вдается во Время.
     ("Колыбельная трескового мыса", 1975)

Вас убивает на внеземной орбите
Отнюдь не отсутствие кислорода,
Но избыток Времени в чистом, то есть –
Без примеси вашей жизни виде.
     ("Эклога 4-я (Зимняя)", 1981)

Причем, нужно заметить следующее, если в раннем периоде творчества Бродский относится к смерти, как романтик, воспринимая ее чувственно, то в зрелой поэзии отмечается переход к экзистенциальному осмыслению факта смерти. Поэт приходит к мысли, что жизнь, по сути, содержит в себе смерть. Жизнь есть одновременно и умирание, что бы ты ни делал, ты на пути к смерти. Надо подчеркнуть еще и то, что юный Бродский не боялся смерти, этот страх пришел к нему позже, о чем он говорил в своих эссе и интервью.

- Боитесь ли вы смерти?
- Да. И это постоянно влияет на мои мысли и работу. Смерть – она как редактор. Она редактирует тебя, твое мышление .

"Существует затравленный психопат, старающийся никого не задеть – потому что самое главное есть не литература, но умение никому не причинить бо-бо, но вместо этого я леплю что-то о Кантемире […], а слушают, […], есть нечто еще, кроме отчаяния, неврастении и страха смерти ".

И страх перед смертью у Бродского перерос в постоянное ожидание конца. Постоянно звучит лейтмотив якобы умершего человека, который говорит о прожитой жизни.

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
     ("Я входил..")

Тронь меня – и ты тронешь сухой репей,
Сырость, присущую вечеру или полдню,
Каменоломню города, ширь степей,
Тех, кого нет в живых, но кого я помню.
     ("Послесловие")

То есть, неизбежность смерти сделала для Бродского смерть уже свершившимся фактом. И это мироощущение чувствуется постоянно и окрашивает отношение к любому из фактов или событий, о которых он повествует. Все отношение к жизни у лирического героя Бродского пронизывает предчувствие смерти и страх перед ней. То есть человек, по Бродскому, ведет некое полумертвое существование, и этому во многом способствует одиночество человека, неуверенность в существовании даже самого себя.

Можно, глядя в газету столкнуться со
Статьей о прохожем, попавшем под колесо;
И только найдя абзац о том, как скорбит родня,
С облегченьем подумать: это не про меня.
     ("Темза в Челси")

Итак, человек, по мнению поэта, - есть дитя внешнего времени, в котором он живет, и внутреннего, носителем и обладателем коего является. И хотя он полностью зависит от времени, он может противостоять ему с помощью собственной памяти и творчества. Бродский выдвигает, таким образом, своеобразную теорию эволюции человека.

Эволюция не приспособление вида к незнакомой среде,
А победа воспоминаний
Над действительностью.
     ("Элегия")

Человек в пространстве

Бродский не раз говорит о том, что человек – это "пространство в пространстве ". Он оспаривает привычное понимание пространства, говоря о том, что "не человек пространство завоевывает, а оно его эксплуатирует… "

Как уже было замечено выше, пространство бывает двух видов – "природное" и "культурное".

Под природным пространством подразумевается, прежде всего, географическое. Человек в нем играет роль своеобразного покорителя территории. Лирический герой Бродского часто путешествует по миру, преследуя при этом самые различные цели. Чаще всего – это попытка убежать от самого себя, или же наоборот – желание спастись от зла.

В северной части мира я отыскал приют,
Здесь никто не крикнет, что ты чужой,
Убирайся назад, и за постой берут
Выцветаньем зрачка, ржавой чешуей.
     ("Прилив")

В пространство культуры входят вся мифология, религия и все историко-культурные реалии, создателем которых явился человек. Своеобразными формами культурного пространства являются исторические эпохи, религиозные вехи развития человечества, и собственно "культурные" временные этапы. Все они отражены в мифологических и религиозных сюжетах произведений поэта.

Бродского чаще всего интересует римская, и менее - греческая мифология. Известные, популярные легенды о богах и героях подвергаются авторской трактовке. Часто поэт пытается раскрыть глубинные психологические черты героев, о которых не сказано ни слова в обычном повествовании, или же скрупулезно исследует поступки героев. Мифологические герои могут переноситься Бродским в другое время, чаще всего в двадцатый век, и наоборот, могут стать проводниками для поэта эпоху архаики. Во всяком случае, они для него являются всегда желанными собеседниками, к которым он обращается со своей речью. Примером тому служат такие стихотворения, как: "К Ликомеду, на Скирос", "Вертумн", "Одиссей Телемаку", "К Урании". Под мифологическим героем Бродским подразумевается не только персонаж мифов, былин, преданий или сказок, но и любое историческое или псевдоисторическое лицо.

Поэт активно пользуется "готовыми" образами, поскольку они заключают в себе уже завершенную связку сюжета и эмоциональных переживаний, связанных с ним. Для Бродского легенда чаще становится не предметом рассуждения, а материалом для сотворения смыслового, "культурного" пространства. И поэт редко использует весь миф для своего стихотворения, предпочитая брать из него только части – героев или названия местностей, где происходило событие.

Слышишь, опять Персефоны голос?
Тонкий в руках ее вьется волос
Жизни твоей, рассеченной Паркой.
     ("Памяти Т.Б.")

И если кто-нибудь спросит: "кто ты?" ответь: "кто я,
я – никто", как Улисс некогда Полифему.
     ("Новая жизнь")

Понимаю, что можно любить сильней,
безупречней. Что можно, как сын Кибелы,
оценить темноту и, смешавшись с ней,
выпасть незримо в твои пределы.
     ("Полонез: Вариация")

Таким образом, получается некий "многослойный пирог" из ассоциаций, аллюзий и собственных размышлений Бродского. Поэт, разрывает старые контексты восприятия мифологических сюжетов, создает новые пространства, в которых все возможно.

Однако религиозные сюжеты у Бродского в меньшей степени подвергались каким-либо трансформациям или принципиально новым трактовкам. По его словам изменять их – значило говорить о себе, выдвигать на первый план второстепенное, преходящее. И хотя поэтом брались преимущественно новозаветные христианские темы – Рождество, Сретенье, Ветхий Завет его интересовал не меньше. И, прежде всего потому, что законы Моисея были созвучны его внутренней позиции как человека. "Новому Завету я предпочитаю Ветхий. Метафизический горизонт, метафизическая интенсивность Ветхого Завета, на мой взгляд, куда выше, чем метафизика Нового. Идея грандиознее, идея верховного существа, которое не оперирует на основании этических, то есть человеческих категорий, а исходит из собственной воли, в основе которой лежит произвол ". Христианские сюжеты давали для него много материала для создания метафизического пространства, которое может возникнуть только при соблюдении всех условий религиозного канона. Бродский для определения такого рода стихотворений пользовался психологическим термином – "капюшон", когда максимум времени концентрируется в минимуме пространства. Этим минимумом может быть – пещера, где родился Спаситель, церковь или человеческая душа.

Различные культурные эпохи Бродского интересуют постольку, поскольку в них наличествуют свои мифологические персонажи – это исторические личности, правители, императоры, и которые активно участвуют в его "театрально-поэтических постановках". С их помощью поэт аккумулирует "культурные" эпохи в одном стихотворении, тем самым, открывая "Алеф" Борхеса – миры в одном мире.

Создать изобилие в тесном мире.
это по-христиански. Или:
в этом и состоит Культура.
    ("Речь о пролитом молоке")

Одна из особенностей поэтики Бродского в том, что в его лексиконе не было слов – страна, родина, советская власть, но присутствовал принципиально иной семантический ряд – возлюбленное отечество, держава, империя. И как раз понятие имперского пространства Бродским затрагивается часто. Империя у поэта выступает не только символом государственного устройства страны, но как квинтэссенция человеческих взаимоотношений, во главе которых стоит власть. Империи существовали во все времена, а особенно ярко выражена их сущность во времена Рима, потому Бродский и предпочитает говорить об империи в терминах римской действительности. С помощью этого понятия он анализирует все существующие ему государства с точки зрения управления народов. Положение дел при любой имперской системе – борьба за власть, и, следовательно, везде устанавливается примерно одинаковый режим тирании. Бродский очень часто описывает различные имперские пространства, ведь человек в них может быть кем угодно – от тирана до раба, а законы везде одни и те же. Особенно глубоко тема империи разработана в цикле "Post aetatem nostram" (1970). И хотя там есть и люди, и наместник, ими управляющий, но нет настоящей жизни, нет личностей, индивидуальностей.

Империя – страна для дураков.
     ("Post aetatem nostram")

Итак, он еще раз утверждает губительное влияние любой общественной системы на человека, снова и снова говорит о своем предпочтении частной жизни общественной.

Если выпало в Империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники – ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
     ("Письма римскому другу")

Любовь и разлука

Помимо страха смерти, следующими сильными чувствами человека являются любовь и одиночество. Рассматриваемое выше понятие одиночества было тесно связано с позицией отчуждения человека в мире. В данном же случае любовь с одиночеством образуют оппозицию, и в поэзии Бродского связаны с определенными причинно-следственными отношениями.
А что ты понимаешь под любовью?
Разлуку с одиночеством.
     ("Горбунов и Горчаков")

Любовь и разлука у поэта неразрывно связаны.

Любовь – есть предисловие к разлуке
     ("Горбунов и Горчаков")

Любовь – сильней разлуки,
Но разлука сильней любви.
     ("Двадцать сонетов….")

Но любовь – это понятие широкое, которое может включать в себя и любовь к женщине, и любовь к родине, и к друзьям, и к утраченным иллюзиям. И тем не менее, схема для всего одна: любовь – разлука - одиночество. Итак, одиночество, в любой жизненной ситуации становится итоговым событием.

Бродский иронически замечает, "но даже мысль о – как его! – бессмертьи / есть мысль об одиночестве, мой друг".

Любовь, по Бродскому, всегда тотальна,

Так суди же о силе любви, коль вещи
Те, к которым ты прикоснулась ныне,
Превращаю – при жизни твоей – в святыни.
     ("Прощайте, мадмуазель Вероника")

и по силе своей превосходит религиозную веру.

Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
И поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих.
     ("Ниоткуда с любовью…")

Любовь обладает как созидающей силой, она способна создавать другие миры, но итогом в любом случае станет разлука.

Я был только тем, чего
Ты касалась ладонью.
Это ты, горяча,
Ошую, одесную
Раковину ушную
Мне творила, шепча.
Так творятся миры,
Так, сотворив, их часто
Оставляют вращаться,
Расточая дары.
     ("Я был только тем…")

Основной формой любовной лирики у Бродского становится сонет, который, как известно, отличается жесткой конструкцией. Однако, поэт не всегда следует его каноническому построению, оставляя за собой право экспериментировать. Зачастую, он лишь называет стихотворение сонетом, но по форме это никак ему не соответствует.

Бог и человек

Немаловажной темой у Бродского становится проблема человека и веры. По его собственным словам "мы живем в мире, который занят отрицанием высшего существа ". И потому взаимоотношения человека и Бога в двадцатом веке подвергаются жесточайшему испытанию. Лирический герой Бродского часто жаждет встречи с Богом, или хотя бы с его ангелами. Отсюда столь частые монологи человека, обращенные к небесам. Примером тому могут служить такие стихотворения как "Разговор с небожителем", "Загадка ангелу", а также цикл рождественских стихотворений. Примечательно, что человек никогда не получает ответа с небес, он всегда остается лишь человеком.

Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх.
Однако интерес у всех различен.
Бог органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, ограничен.
У человека есть свой потолок,
Держащийся вообще не слишком твердо.
     ("Два часа в резервуаре")

Однако столь часто размышляющий о христианстве Бродский сам не считает себя христианином. По его словам, у него нет никакого чувства идентификации с православием. Дело все в том, что Россия принадлежит христианской культуре, и поэтому она волей-неволей присутствует в его стихах, да и в самом русском языке. Отчасти Бродский считает себя кальвинистом. "То есть человеком, которому присуща склонность судить себя наиболее серьезным образом, который не перекладывает этот суд, который не доверяет ничьему иному, в том числе суду Высшего Существа ". Отчасти он что-то взял из иудаизма, в котором живет "представление о Всемогущем как существе совершенно своевольном. Бог – своевольное существо в том смысле, что с ним нельзя вступать ни в какие практические отношения, ни в какие сделки ".

Изучая поэзию раннего периода творчества Бродского, может показаться, что он не верил в существование Бога. Он цинично рассуждал о его существовании в сознании человека.

Бога нет. А земля в ухабах.
Да, не видать. Отключусь на бабах.
    ("Речь о пролитом молоке")

Однако, это первое впечатление. Уже самые первые вещи Бродского, такие как "Остановка в пустыне", "Пилигримы", позволяют нам увидеть достаточно серьезные рассуждения поэта о вере, религии и церкви.

В провалах алтаря зияла ночь.
И я – сквозь эти дыры в алтаре –
Смотрел на убегавшие трамваи,
На вереницу тусклых фонарей.
И то, чего вообще не встретишь в церкви,
Теперь я видел через призму церкви.
     ("Остановка в пустыне")

Впрочем, в сумме своей наших дней объятья
Много меньше раскинутых рук распятья.
[…]
Ибо от всякой великой веры
Остаются, как правило, только мощи.
     ("Прощайте, мадмуазель Вероника")

Но вывод, который делает Бродский – простой. Человек должен быть достаточно честен, свободен и трудолюбив, и главное – уметь прощать ближнего, чтобы достичь рая, а это значит, Вечности. Таким образом, определяются четкие отношения человека и Бога. И несмотря на это, высшая реальность является такой же закрытой для понимания средой, как смерть.