Как я сказал, философ в долгу перед музыкой, особенно культуролог. Причисляя себя к "цеху" этой профессии, я пытаюсь хоть отчасти вернуть долг. Если композитор или исполнитель платит чистым золотом, создавая для нас захватывающие, идеальные или просто интересные звуковые миры, заставляя нас переживать, то культуролог может вернуть свой долг лишь скромной монетой — осмыслением и пониманием музыки. Современную культурологию музыка интересует меньше, чем культура, человек, религия, наука, техника и многое другое. В то же время музыка играет в жизни современного человека без преувеличения колоссальную роль. По сути, весь наш мир звучит, он пронизан шумом и музыкой. Пытка плохой музыкой и пытка тишиной — оборотная сторона наполненности нашей жизни музыкой. Она давно перешагнула пороги концертных залов и салонов, пришла в каждый дом, звучит в парках и на улицах, сопровождает нас, если мы пожелаем, везде — в городе, в метро, в лесу. Я знаю людей, которые не могут заснуть, е.сли выключен приемник, которым становится не по себе, когда вдруг наступает тишина. И какой разный он, этот любитель музыки! Молодой поклонник битлов или тяжелого рока часто отличается от ценителя Бетховена или Моцарта примерно так же, как марсианин от жителя Земли. Некогда относительно единая музыкальная культура, величественно протекавшая в берегах классической и народной музыки, распалась на наших глазах и сменилась пестрым многообразием видов и жанров. Для одних музыка Востока примитивна или бессмысленна, другие же (например, К. Штокгаузен) видят в ней такие глубины, которые классической европейской музыке и не снились. Одни музыковеды считают, что музыкальный авангард — это совершенно новая музыка, выражающая трагическое бытие и протест человека. Другие, напротив, говорят, что авангард не трагичен, а скорее, патологичен, в лучшем случае — это музыкальный декаданс.

Диаметрально противоположны даже суждения о развитии европейской музыкальной классики: одни ценители и музыковеды видят в творчестве Прокофьева, Шёнберга, Дебюсси, Стравинского, Бартока, Веберна, Хиндемита, Шнитке вызревание новых, более совершенных гармонических и мелодических систем, другие обнаруживают здесь распад и деградацию, символизирующие закат нашей европейской цивилизации. Например, известный советский музыковед Ю. Холопов считает, что современный человек слышит гармонию, закономерный порядок, разумную слаженность, логику в таких звуковых сочетаниях и последовательностях, которые прежде казались нестерпимой какофонией и абсолютной бессмыслицей. Напротив, другой, не менее известный советский музыковед В. Медушевский утверждает, что современная музыка полностью утеряла ту организацию, которая делала ее настоящей музыкой "божественных сфер".

В разнообразии мнений о музыке мне слышны четыре темы (вопроса): старинная музыка, отношение к ней; классическая музыка, что это такое и не устарела ли она; серьезная музыка современных композиторов (Артемьев, Денисов, Губайдулина, Шнитке и другие); наконец, отношение к неевропейской музыке, например к музыке Востока. Но — по порядку.

Есть такой феномен — Бах. Почему, интересно, почти все сходятся в любви к Баху? Как Бах стал популярнейшим "современным композитором", причем не только для любителей классической музыки (ценят Баха, например, и многие поклонники рока)? Чем нас Бах так пленяет? Может быть, тем, что его музыка вводит нас в мир возвышенных, гармоничных чувств, мир предельно просветленный и одухотворенный, мир, которого нам сегодня так недостает? Наиболее подходящее название для этого мира, как я уже отмечал выше, — храм, собор.

Музыкальный критик или искусствовед, вероятно, мог бы удовлетвориться подобным объяснением. Культуролог — нет, ему необходимо идти от самой музыки к человеку, к его душе. Для него — каков человек, такова и любимая им музыка. Более того, каково время (эпоха), такова и музыка. Поэтому не обойтись здесь без культурологии и исторической психологии. Современный человек, как утверждает экзистенциальная философия, сложен, одинок, раздерган, противоречив, амбивалентен, он боится ядерной войны, экологической катастрофы, СПИДа, рака, конца света.

Конечно, и человек средних веков, как и человек начала эпохи Возрождения, боялся конца света и страшного суда, но ему помогала вера в Христа, в Спасение, в простой выбор (с Богом или против Бога). Музыка средних веков, я уже говорил об этом, была многоголосной, она соединяла человека с Богом. Каким образом человек средних веков мог переживать музыку? Скорее всего, действительно, как звучащий храм, собор. Не этого ли звукового собора так недостает современному человеку? Не создает ли для него музыка Баха подобный храм, к которому должна вести любая дорога жизни?

Наверное, о такой музыке говорит наш поэт:

Музыкант играл на скрипке,
Я в глаза ему глядел.
Я не то чтоб любопытствовал,
Я по небу летел...

Итак, мой ответ таков: старинная музыка необходима нашей душе, поскольку она возвращает нас, хотя бы в сфере искусства, к нашим христианским истокам. И дело не просто в вере, а в тяге любого европейского человека к Спасению, Свету, Собору душ, Счастью в иной жизни. Милосердию.

Однако и музыка Моцарта, Бетховена, Шумана или Шопена сегодня достаточно популярна. Как только начинает звучать классическая музыка, наша душа оживает, наполняется энергиями, волнами радостных или печальных чувств, приливов и отливов. Исследования музыковедов позволили выявить удивительную структуру классической музыки, ее сложную звуковысотную организацию, составленность из сходных элементов, наличие сквозной тематической логики. Гармонические и мелодические опоры классической музыки позволяют нам видеть и слышать подобие целого и частей, единство в многообразии, следить за развитием, драматургией текущих во времени событий и процессов. Причем эти процессы, как я старался показать, принадлежат и самой музыке, и нашей душе. В классической музыке переживания отдельного человека получают свое адекватное выражение, собственно говоря, именно в классической музыке, они, эти переживания, во многом и складывались.

Последнее утверждение может показаться преувеличением — разве музыка может играть такую роль в формировании нашей психики? Да, именно в классической музыке, с ее четкой мелодической и гармонической организацией, формирующаяся в XVI—XVIII столетиях новоевропейская личность (т. е. мы с вами) получила возможность реализовать ряд важных моментов своей жизни и деятельности: прежде всего доминирование, выделенность

индивидуального голоса (сознания, Я); затем кристаллизацию и реализацию индивидуальных желаний личности; наконец, полярные (радостные или печальные) переживания, сопровождающие как работу сознания, так и осуществление (или невозможность осуществления) желаний человека. Усиление и развитие в музыке XVII— XVIII вв. главного, верхнего голоса, формирование яркой индивидуальной мелодии, тенденция к группировке всех аккордов вокруг тонического трезвучия; вводнотоновость, создающая начальную напряженность и тяготение; функциональность, действующая на большом протяжении и разных масштабных уровнях музыкального произведения; разрешение напряжений, торможения и смены; двухладовость (мажорность и минорность) гармонической системы — все эти моменты, характеризующие классическую музыку, позволили новоевропейской личности реализовать и сформировать указанные здесь моменты работы ее сознания и психики.

Как я отмечал, можно утверждать, что классическая музыка и новоевропейская личность формировались одновременно, находя себя друг в друге. В развитом состоянии общие структуры обеих осознаются в идеях временности и психического энергетизма, а также изоморфизма музыкальной и психической реальностей. Для нас сегодня обычны представления о том, что музыка — временное искусство; что звуки, тона, даже паузы тишины энергетически насыщены; что произведения классической музыки описывают и выражают эмоции нашей психической жизни. Итак, в Новое время "музыкальный собор" средневекового человека сменяется "музыкальным универсумом новоевропейской личности". Получается, что классическая музыка — это не просто музыка, а иная форма бытия европейского человека. Поэтому, когда Б. Окуджава поет о том, что музыка проникает в нашу душу и поджигает ее:

Да еще ведь надо в душу
К нам проникнуть и поджечь...

он не преувеличивает. Не освоив музыкального наследия классической музыки, нельзя в полной мере войти в европейскую культуру. Ведь культура — это не только техника или наука, но и культура чувств, переживаний, сопереживаний.

Но личность XVII-XVIII вв. по сравнению с современной была относительно проста — одномерна, "Я" человека, в конце концов, было целостным; идеи разума и просвещения пока еще работали согласованно, не разрушая друг друга. Может быть, поэтому классическая музыка для современного человека кажется прибежищем красоты, разума, ясных и чистых переживаний и в то же время выглядит немного упрощенной, наивной относительно наших сложных проблем, нашего трагического бытия.

Усложнение и кризис личности в XIX и XX вв., превращение ее в многомерное образование, множество Я (разные формы личностного бытия человека, столкновение противоположных ценностей и желаний и т. п.), кризис и распад сознания европейского человека сопровождались стремительным усложнением современной музыки. Ясность и четкость организации классических форм музыки ушли на второй план, на первый же в творчестве Веберна, Прокофьева, Шостаковича, Дебюсси, Скрябина, Шнитке и многих других современных композиторов выдвинулись многообразие и плюрализм выбора и организации выразительных средств, импрессионистская и символическая выразительность, космизм содержания, усиление трагических и эсхатологических мотивов. К подобной музыке уже не может подключиться человек, не освоивший классического наследия, не разделяющий трагических переживаний времени. Может быть, поэтому современная классическая музыка стала элитарной, понятной относительно небольшой аудитории.

Но вот вопрос, обеспечивает ли современная классическая музыка новый синтез человеческой души, в состоянии ли она, подобно музыке Глюка, Моцарта или Бетховена, не только выразить эмоции и переживания человека, но и воссоздать его, т. е. восстановить утраченную целостность, равновесие души, возможность быть самим собой, а не множеством противоречивых существ? В состоянии ли она помочь нам справиться с сомнениями и страхом, указать иные, положительные чувства и переживания?

Вслушиваясь в музыку современных композиторов, мы нередко еще больше погружаемся в пучину наших проблем и противоречий, не можем выбраться из них, сознанию не за что ухватиться — слишком мало положительного материала. Поэтому мое отношение к серьезной современной музыке неоднозначно: она выражает проблемы и сложности современной мятущейся души человека, развивает тенденции, заложенные в классической музыке, однако, пока не сумела создать музыкальную реальность, в которой бы человек не просто выражал себя, но и обретал бы себя, находил бы новые силы, энергию и опору жизни.

Но сегодня классическая европейская музыка вовсе не единственный законодатель моды и сложная личность не так уж часто встречается. Чаще перед нами подросток, юноша, обычный средний человек, представитель так называемой массовой культуры, и чаще сегодня звучит иная музыка. Почему кумиром молодежи стали, скажем, не Прокофьев или Шнитке, а "Битлз" и Гребенщиков (какого-нибудь ценителя музыки, вероятно, может покоробить сама постановка подобного вопроса, несовместимость этих имен)? И все же почему? Что такое вообще "рок" или "металл"? Музыка ли это в традиционном классическом понимании? Не пытаясь судить целиком о всей современной молодежной музыке, попробую остановиться лишь на одной из многих тенденций ее развития. Как-то в передаче "Музыкальный ринг" один молодой человек сказал:

"Важнее всего для нас энергия, ритм, протест, отличие".

И точно, в современных аудиториях фанатов эстрадной музыки часто все пространство не просто признано звуковой энергией (иногда на пределе слуховых возможностей), но, что более существенно, — энергиями психическими, энергиями ненависти и любви, разрушения и реже — созидания. В христианском храме звуки церковного хора или органа, пространство собора, лики святых, сама служба (литургия) соединяют души верующих, превращают их в одно целое, просветленное, обращенное к небу. В современной эстрадной аудитории выступления кумиров молодежи или популярных музыкальных ансамблей, идущие как будто на фоне взрыва сверхновых звезд, также соединяют, сводят в одно целое. При этом как раз и происходит обмен энергиями, концентрация энергий, извержение энергий, взрыв энергий, накопившихся в человеке, не находящих выхода, не облагороженных верой или работой разума, энергий отрицания официальной идеологии и, порой, самой культуры. Этот шквал, бушующий на сцене и в зале, естественно, поглощает человека целиком, вместе с его чувствами и сознанием. Но подчеркнем, мы говорили здесь лишь об одной из тенденций развития современной молодежной музыки, в ней есть и другие (серьезная лирика и размышления, глубокие чувства, ирония и т. д.), есть в ней и свой "музыкальный ширпотреб" (обусловленный низкой музыкальной культурой людей, средствами массовой информации), есть и свои музыкальные гении (например, тот же Гребенщиков).

Здесь возникает серьезный вопрос: разве искусство, музыка не должны облагораживать человека, работать над его душой, вести к Свету, а не просто облегчать ему жизнь, давая выход его переживаниям? Не становится ли тогда музыка (аналогично живопись, кино, литература) просто средством, музыкальной психотехникой? Может быть, все же стоит прислушаться к Булату Окуджаве:

Счастлив тот, чей путь недолог, пальцы злы,
смычок остер,
Музыкант, соорудивший из души моей костер.
А душа, уж это точно, ежели обожжена,
Справедливей, милосерднее и праведней она.

Но облагораживает ли человека современная молодежная или эстрадная музыка, делает ли она его праведней, милосерднее, — вот в чем вопрос. Или другой, не менее сложный — что делать, когда человека обуревают отрицательные эмоции и энергии? Почему не дать им выхода в музыке, и тем самым помочь человеку, охранить его психику от стресса или депрессии?

Культурологические исследования последних лет показывают, что искусство и, в частности, музыка выполняют две разные функции. И сегодня, и в середине века музыка, с одной стороны, погружает, вводит человека в реальности, отвечающие его высшим идеалам (религиозным, эстетическим), с другой — позволяет ему реализовать свои неизжитые желания и энергии. Конечно, вторая функция музыки может приходить в противоречие с первой, но это противоречие самой личности и культуры. Другое дело, когда музыку сознательно используют в утилитарных целях, причем как раз для того, чтобы подавить человека или провозгласить пришествие своеобразного антихриста (как это было, например, в период фашистского рейха).

Подводя итог, можно сказать следующее. К современной молодежной и эстрадной музыке нужно подходить не только с эстетическими критериями, но и с психологическими, и ценностными. Такая музыка есть способ музыкального и социального бытия, через нее человек выражает свое отношение к миру прекрасного, общественной жизни и к другим людям. В одних случаях перевешивают собственно музыкальные моменты, в других ценностные и социальные.

Наконец, отношение к неевропейской музыке. Сегодня в эфире и в концертных залах, например, все чаще звучит непривычная для нашего слуха музыка Востока — раги, мугамы, китайская и японская музыка и т. д. Даже если к ней привыкнешь и почувствуешь ее очарование, все же не покидает ощущение чуждости мира, в который тебя погружает такая музыка. И дело вовсе не в формальных особенностях строя этой музыки, она про что-то другое, неевропейское. Рискну высказать одну гипотезу: музыка Востока выражает не переживания личности (что характерно, как мы говорили, для западной музыки), а путь ("до" — по-японски), ведущий душу к раскрытию ее истинного бытия.

С европейской точки зрения и цель этого пути, и сам путь очень странны. Истинное бытие души, как его понимают на Востоке, вовсе не реализация желаний нашего Я, личности, а слияние души (Атмана) с Космосом и Богом, обнаружение единства этих трех начал. Конец пути — это Дао или нирвана, в которой сливаются и душа, и Бог, и Космос. Сам же путь — есть индивидуальная жизнь (индивидуальность), преодоление иллюзорности (Майи) неистинного бытия и жизни, раскрытие (тоже индивидуальное) истинного бытия. Если конечная цель у всех одна и та же (Дао, нирвана. Бог), то путь к этой цели у каждого свой, индивидуальный, хотя его проходят по одним и тем же "ступеням" и "территориям".

Исследования музыковедов показывают, что для музыки Востока характерно большинство из указанных здесь моментов. Эта музыка подчиняется канонам, ведет нас по одинаковым музыкальным "ступеням" и "ландшафтам". Она переводит наши чувства и сознание из мира обычных различении и переживаний в другой мир, где эти различия и переживания исчезают, зато приоткрываются космические и божественные энергии и символы. Каждое исполнение восточной музыки неповторимо (импровизационно), как неповторим индивидуальный путь мастера.

Но можно спросить, какое нам дело до музыки Востока, нам бы в своих проблемах разобраться. А вдруг как раз наоборот: музыка Востока поможет решить некоторые наши проблемы, позволит иначе взглянуть на себя, на свою личность, подключиться к новым источникам энергии, новым смыслам? Кроме того, в наше сложное время важно понять человека другой культуры, его переживания и устремления.

Заканчивая свои размышления о музыке, снова задаю себе вопрос: почему роль музыки возрастает в наше время и в нашей культуре, охваченной глубоким кризисом? Не потому ли, что грядет время нового человека, новой личности и новой культуры? Личности менее эгоцентрической и эгоистической, более чувствующей других людей, думающей не только о себе, своем успехе, благополучии, комфорте, удовольствиях, но и о человечестве, природе, о животных и растениях, о земле, воде и воздухе. Время, которое, возможно, откроет дорогу новой свободе, новой соборности людей, новым идеалам. Новые возможности позволят высвободить в человеке новые силы, эмоции и энергии, будут способствовать формированию новых динамических процессов его душевной жизни. Не должна ли грядущая музыка синтезировать в себе и музыку Запада, и музыку Востока, и энергии протеста, и энергии духовных поисков, и прошлую музыкальную культуру, и настоящую? Не будет ли она драматургически более острой, контрастной, более космической и одновременно более человечной, а поэтому эмоционально более ясной? Вероятно, современная музыка в разных ее видах и жанрах, с одной стороны, должна помочь человеку справиться с кризисом культуры, с многочисленными проблемами, вызванными этим кризисом, с другой стороны, подготовить и поддержать становление нового человека. Новая культура и новый человек, подобно Афродите, вышедшей из морской пены, должны родиться одновременно с новой музыкой, выйти из этой музыки (но, естественно, не только из нее, но также из других искусств и форм жизни человека). Какая это будет музыка, покажет будущее.