Библиотека > Искусство >
Символизм: история и культура
Основу культуры современной эпохи составляют прежде всего варианты протестантского мировоззрения, представленные в искусстве рококо и романтизма, которые в течение XIX в. вытеснили переродившиеся в академизм классицизм и барокко. Правда, отсутствие созидательных программ, сопротивление официальной идеологии вело к преобладанию редуцированной формы протестантского мировозре-ния - так называемого "реализма", ограничивающегося критическим рассмотрением действительности. Впрочем, ввиду принципиальной невозможности выразить положительные программы в форме искусства, созидательная направленность романтизма, например, приобрела значение мировоззренческого пафоса. Сквозь враждебную романтизму действительность символизм ощущает присутствие высшего вечного духовного начала, как и прежде непостижимого разумом. Такое мировоззрение рождает более активную, хотя внешне и более статичную позицию, чем сомнительные призывы романтизма (уже вызвавшие потоки крови). Фактически уже на позициях именно символизма стояли такие романтики как Гофман, Мериме и Мелвилл. Выразить невыразимое с помощью намеков, иносказаний и настроений попыталась прежде всего поэзия. Рождение новой эпохи обозначили в 1852 г. книги Теофиля Готье "Эмали и камеи" и "Античные поэмы" Леконта де Лиля. Уже в изяществе и манерности названий просматривается влияние рококо. В 1866 г. вышел альманах, давший название группе поэтов "Современный Парнас". Образность парнасцев тяготеет к античной пластичности, язык — архаичен. Однако не героические боги классицизма, а печальные нимфы рококо преобладают на их страницах. С этих же мотивов начинается и одно из наиболее впечатляющих направлений поэзии русского Серебряного века. Воспитавший целую школу поэтов Иннокентий Анненский сознает, что даже поэт не знает, что такое Поэзия — его жизнь в том,
Чтоб в океане мутных далей,
В безумном чаяньи святынь
Искать следов Ее сандалий
Между заносами пустынь.
Подобная требовательность к мастерству рождается тем же стремлением, которое заставило мастеров Возрождения искать божественные черты в обликах окружающих людей:
Из заветного фиала
В эти песни пролита,
Но увы! Не красота...
Только мука идеала.
В "Варварских поэмах" Леконта де Лиля (1862-1878 гг.) фальши окружающего общества противостоят животный и растительный мир. Через полстолетия в русской поэзии эти мотивы развивает "адамист" Николай Гумилев. Слоны Леконта де Лиля, шествующие по раскаленной пустыне, стремятся к райским уголкам гумилевского озера Чад, где "изысканный бродит жираф".
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет,
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
В истории же, в античности поэтов интересуют прежде всего факты ушедшего бытия и возможность его духовного оживления в черных строчках.
Пюви де Шаванн возродил языческое мировосприятие: сцены мечтаний и отвлеченного общения античных богов невольно воспринимаются как грезы о царстве божьем. Но в то же время эти боги всегда грустят о том, что их уже нет.
Не то тяжелыми раздумьями, не то любованием жестокостью и святотатством наполнена "Саломея" Гюстава Моро.
Средневековой напряженностью и изумлением полны трогательные в своей застенчивой яркости цветы Одилона Редона. Но французский символизм в своей изысканной печальной красивости переходит в стиль "модерн".
Близко по духу к символизму и причисляемое обычно к романтизму творчество английских художников "прерафаэлитов" (У.Х. Хант, Д.Г Россетти, Д.Э. Миллес). В своей живописи они ориентируются на раннее Возрождение — прежде всего на Боттичелли. Образы и сюжеты средневековья, Данте и Шекспира они наделяли современным обликом, придавая окружающей реальности литературную многозначительность
Новую образность приобрел символизм в немецком искусстве — прежде всего в живописи А. Беклина. Наяд, фавнов и кентавров он изображал предельно реалистично, вне классических сюжетов. Наибольшей популярностью пользовался его "Остров мертвых". Приглушенные реалистические тона, натуралистическая техника контрастировали с самим объектом — резко выхваченным из свинцовых вод желто-коричневым островом, с черными кипарисами в нише, с черным входом в ограду из глыб дикого камня. Но особо жуткую трагичность при-Дает картине белая покаянная фигура в лодке, которая приближается ко входу — черному провалу. Высеченные в скалах ниши и какие-то строения дают неясный намек на монастырь или склепы. Настроение картины совпадает с ароматом одного из "цветов зла" Шарля Бодлера: Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило! Нам скучен этот край! О смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода — куда черней чернила,
Знай - тысячами солнц сияет наша грудь!
Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем все, что есть,
На дно твое нырнуть — Ад или Рай едино!
В неведомую глубь — чтоб новое обресть!
("Плавание ". Перевод М. Цветаевой)
В своих эстетических работах Бодлер решительно порывает с тысячелетней идеей художественного отображения природы, действительности. Следуя пафосу рококо, он считает красоту порождением мастерства и воображения, странного или парадоксального видения. Повышенная выразительность его стихов делает его первым экспрессионистом.
Более прямолинейно и натуралистично-пугающе искусство живописи Ф. фон Штука. Появившаяся в его образах театральность также, как и у французов, сближает его образы с изысканностью модерна. Штук и был одним из организаторов общества "Сецессион" в Мюнхене, распространявшего и развивавшего германский вариант модерна. Но мрачная выразительность и относительная скупость приемов также напоминает экспрессионизм.
С символизма начался и русский Серебряный век. В 1894 г. вышла тоненькая книга стихов "Русские символисты"; автор большинства из них, подписанных разными именами, - В. Брюсов.
В прозе наиболее яркими представителями не столько символизма, сколько уже модерна, были Оскар Уайльд и Редьярд Киплинг, прежде всего в их изящных сказках. Знаменитый роман Уайльда "Портрет Дориана Грея" достаточно близок символизму. Символична вся фабула романа: гений художника служит зеркалом души человека, в котором отражается вся ее грязь. Отсюда и основной тезис писателя, который может быть по-разному истолкован: искусство должно быть безнравственным (иначе оно не способно отразить жизнь).
В русской живописи символисты заявили о себе с 1904 г., когда в Саратове состоялась выставка под названием "Алая роза", в которой участвовали В.Э. Борисов-Мусатов, П.В. Кузнецов, М.А. Врубель, М.С. Сарьян, Н.Н. Сапунов, С.Ю. Судейкин и другие. Многие из них учились в мастерских Серова и Коровина. В 1907 г. в Москве эти же художники (всего 16 человек) организовали выставку "Голубая роза", давшую название творческому объединению. В дальнейшем они участвовали в выставках журнала "Золотое руно", который издавался на средства Н.П. Рябушинского. (На этих выставках экспонировались и картины французских живописцев — Матисса, Марке, Брака, Дерена, Ван Донгена, Вламинка и др.) Из символистов к голуборозовцам примкнул и К.С. Петров-Водкин, композиторы Скрябин и Метнер. Общее движение символистов составляли "Общество свободной эстетики", журнал "Весы", литературно-художественный кружок. Как теоретики движения выступали поэты Мережковский, Брюсов, Блок, Белый, Иванов.
Символизм русской живописи — это символизм не первой и не второй волны, он вбирает в себя достижения, опыт многих других течений.
Если картины Врубеля явно сохраняли еще образный строй романтизма (например, произведений М.Ю. Лермонтова), то Борисов-Мусатов тяготел к музыкальности прозрачных и совершенно неопределенных еще импрессионистских аккордов. Еще в 1895 г. он мечтал поступить в мастерскую Пюви де Шаванна. На его картинах "Гобелен" (1901 г.), "Водоем" (1902г.) позы и жесты лишены какого-либо определенного смысла. Во многом его живопись близка картинам Мориса Де-ни, Пьера Боннара, но Мусатов ближе к собственно символизму.
П. В. Кузнецов под влиянием Гогена нашел свою живущую интуицией цивилизацию в степях Киргизии Правда, образы поэтизированного, тихо звенящего Востока стилизованы под русскую икону — так же вытягиваются, удлиняются силуэты.
В яркую солнечную сказку превращается Восток на картинах М.С. Сарьяна. Эмоциональное напряжение контрастных тонов приближает его к экспрессионизму ("Зной Бегущая собака"). В тоже время декоративность его работ сближает его с фовизмом.
Сочетает многозначительность декорации с ее изяществом и мно-гоцветием на своих картинах Н. Сапунов. Иногда он прямо осуществляет "постановку" сцен из символической поэзии: "Пляска смерти" (1907 г.), "Балаганчик" (1909 г.).
Поражает не имеющая аналогов синкретичность русского искусства этого времени. Так, символисты в 1906 г объединяются для постановки блоковского "Балаганчика" — постановщик Мейерхольд, поэт М.А. Кузмин в качестве композитора, Сапунов как декоратор. Но если У других символистов интуитивизм тяготеет к самоуглублению или музыкальности, то Сапунов сближает его с примитивизмом. Уже в переложении произведения Кузмина "Голландка Лиза" (1910 г.) фигуры становятся неуклюжими, грубоватыми.
Символичен неожиданный эффект грусти, которая таится в забавных грубоватых фигурках С.Ю. Судейкина: дама с лютней оказывается на дереве, рядом с балеринами танцует собака и т.п. Похожими эффектами оперирует и Н.П. Крымов: смешные уменьшенные домики и игрушечные деревья наполнены страшноватой мощью.
Изначальное влияние иконописи, с которой он начал свое творчество, чувствуется в полотнах К. Петрова-Водкина. Фигуры его картин, как и образы икон, пребывают в вечности. Сложность угловатых оз на картине "Мальчики" (1911 г.) заставляет исследователей вспоминать о трагедии Авеля и Каина. В наиболее популярном его произведении "Купание красного коня" (1912 г.) деревенская сценка приобретает значение проникновения в иной мир. Зловещий и кроткий глаз красного коня делает его символом наивной мечты, которая ведет к концу света.