Хотя философский факультет был более идеологизирован, чем какой либо другой (когда через несколько лет, уже будучи профессором этого факультета, я пришел к декану просить его о содействии для приема на первый курс талантливого провинциального мальчика и, мотивируя свою просьбу, сказал: "Я читал его сочинения, это просто вундеркинд!", Василий Павлович ответил мне: "Нам вундеркинды не нужны, у нас идеологический факультет"), В.П.Рожин и В.Г.Иванов, зная неортодоксальный образ моего мышления, решили всё же пригласить на новую кафедру меня - декан, мир праху его, не был, в отличие от многих деятелей на факультете, воспитанных Коммунистической партией в духе "классовой борьбы на идеологическом фронте", человеком злым и агрессивным и ему приходилось постоянно лавировать между теми преподавателями, которые пытались самостоятельно мыслить, хотя и в пределах основных принципов марксизма, и догматиками, скрывавшими свою бездарность за ортодоксальным следованием того понимания марксизма-ленинизма, которое диктовалось очередным партийным декретом (характерный пример: после каждого съезда Коммунистической партии или пленума ее Центрального Комитета на факультете проводилось заседание теоретического семинара, присутствие на котором было обязательным для всех преподавателей и аспирантов, поскольку на этом семинаре заведующий кафедрой научного коммунизма делал доклад: "Значение постановления съезда (пленума) для философии", чему бы это постановление ни было посвящено, и хотя никакого отношения к философии они не имели). Однако с моим новым кафедралом мы сразу нашли общий язык, дружно проработав вместе более тридцати лет.
Владимир Георгиевич подобрал отличный коллектив: первыми преподавателями стали Надежда Веньяминовна Рыбакова и Лариса Ивановна Новожилова, первыми аспирантами - Светлана Иконникова, Тамара Холостова, Татьяна Верещагина, Сергей Черкасов, Герман Сунягин, несколько позже Николай Коротков, Вадим Прозерский, Эльга Юровская, выросшие впоследствии в крупных учёных; иных уже нет на свете, а некоторые по сей день работают на нашем факультете и в других вузах города и страны. Творческая атмосфера, царившая на кафедре, и сложившееся взаимопонимание ее членов позволили создать несколько коллективных монографий, начиная с небольшой книги "Этическое и эстетическое" (опубликована в 1971 г.), в которой обосновывались правомерность и продуктивность связей этики и эстетики, как в научных исследованиях, так и в педагогическом процессе. Затем, на кафедре были осуществлены два больших коллективных исследования - опубликованные в середине 70-х годов в пяти книгах "Лекции по истории эстетики", и в 80-е годы - двухтомная история мировой художественной культуры ("Художественная культура докапиталистических формаций" и "Художественная культура в капиталистическом обществе"; была написана и уже подготовлена к печати третья часть этого уникального по сей день исследования - "Художественная культура в социалистическом обществе", в которой мы стремились, в меру возможностей того времени, объективно осветить противоречивый ход становления и развития художественной культуры в тех странах мира, что вступили на путь строительства нового общества, однако эта книга уже не могла быть опубликована, поскольку выявившийся в середине 80-х годов провал поставленного в СССР грандиозного социального эксперимента потребовал радикального переосмысления истории страны, и должно было пройти немало времени, чтобы решение такой задачи стало возможным; пока что время это, видимо, еще не наступило...)
Между тем, обстановка на факультете становилась все более и более сложной. В условиях смены в идеологической жизни страны краткой "оттепели" конца 50-х - начала 60-х годов всё более сильными идеологическими "заморозками", поведение декана становилось трусливо-компромиссным по отношению к тем силам, которые резко активизировали свою реваншистскую деятельность на факультете, направленную на возрождение диктатуры сталинистского догматизма; людей этого типа кратко и точно охарактеризовала В.Токарева в одной из своих повестей: "Серость и напор удобно расселись в науке. Брежневское время было их время. Их звёздный час." Решив, что действительно настало - точнее, вернулось - "их время", они поставили своей целью захват власти на факультете, и в деканате, и в партийном бюро, чтобы, как откровенно, правда, по пьянке, заявил один из них, "очистить факультет от евреев и интеллигентов". Хотя командные позиции на факультете принадлежали все же не этим "черным полковникам", как я их называл, по аналогии с героями раскрытого в то время в Греции военно-фашистского заговора, они решили сменить декана одним из "полковников", а другого сделать секретарем партбюро факультета (позиция, в то время более важная, чем пост декана). Между тем, В.П.Рожин, сдавая им одну позицию за другой и удовлетворяя их растущие претензии, создавал для них новые кафедры, укрепляя тем самым их положение на факультете (во время одной из возникших в этом процессе перепалок он произнёс чрезвычайно для него характерное: "Да не ссорьтесь вы, дам я каждому из вас по кафедре!"), не понимая, что этим сам роет себе могилу. В конечном счете, при очередных выборах партийного бюро в его состав были выдвинуты два наиболее активных члена этой группы, с тем, что один из них будет избран секретарём, а другой, по рекомендации нового состава партбюро, станет новым деканом факультета.
Этот план осуществился бы, если бы не нашлась у нас своя Жанна д"Арк - доцент Мария Семёновна Козлова. Она отважилась выступить и разъяснить студентам, которые в то время составляли большинство членов партийной организации и среди которых она пользовалась большим авторитетом как помощник декана по студенческим делам, что за означенных двух профессоров голосовать не следует, ибо они недостойны возглавлять партийную организацию факультета. Студенты-коммунисты поверили Марии Семёновне и эти лица в состав партбюро не прошли.
Провал заговора оказал на "полковников" деморализующее воздействие, и сплоченный коллектив заговорщиков начал распадаться. Конечно, тут были случайные совпадения трагических для них происшествий - один умер, другой повесился, третий стал героем скандальной любовной истории с лаборанткой своей кафедры и должен был уйти из университета, четвёртый, сознавая, что партия проиграна, перешел на другой факультет, пятый ушел в другой вуз... Но пока они пребывали на факультете и не смирялись со своим поражением, их влияние было достаточно сильным для того, чтобы напряженная общая обстановка побуждала уходить из университета, одного за другим, творчески мысливших, талантливых учёных и глубоко порядочных людей; одного из представителей старшего поколения ленинградских философов, умного, высокообразованного и благородного Виктора Александровича Штоффа убрали с факультета, сделав его заведующим кафедрой философии в созданном в 1967 году при университете Институте повышения квалификации преподавателей вузов; серьёзное наступление велось на Владимира Иосифовича Свидерского, интересно разрабатывавшего онтологическое учение, вопреки официальному отрицанию правомерности существования онтологии в марксистской философии, и создавшего целую школу работавших в этом направлении молодых философов; поначалу критика его взглядов велась на теоретических семинарах факультета - основным его оппонентом был В.П.Тугаринов -, а затем его противникам повезло: одна из учениц Владимира Иосифовича, молодой ассистент его кафедры, уехала с мужем в Израиль, что считалось тогда идеологическим предательством, а два доцента поддержали работу созданного на физическом факультете семинара по новой дисциплине - семиодинамике... Этих преподавателей изгнали с факультета, а Владимира Иосифовича освободили от заведования кафедрой и перевели на должность профессора-консультанта, а затем вывели на пенсию...Не дожидаясь неизбежного изгнания Игорь Семенович Кон, Владимир Александрович Ядов, Михаил Антонович Кисель, Мария Семеновна Козлова перебрались в Москву, где общая духовная атмосфера была более "полифоничной" чем в провинциальном Ленинграде, руководители которого хотели быть "большими роялистами чем сам король", как говорят французы...
В жизни философского факультета того времени одну из главных ролей играл Василий Петрович Тугаринов. Он был личностью крайне противоречивой. Выходец из духовной семинарии, он сохранял и особенности сложившегося там стиля мышления - столь характерные для него догматизм и поклонение Учителям, а не жизненным реалиям, унаследованные от богословия официальной советской философией ленинско-сталинской закваски; вместе с тем, время от времени свойственный его сознанию творческий импульс прорывался через внутреннюю цензуру, и он открывал новые, официально не признававшиеся, проблемы и разделы марксистской философии - так, в эти годы он начал разрабатывать объявлявшуюся до того "буржуазной, идеалистической, субъективистской", теорию ценности - в 1960 году вышла его книга "О ценностях жизни и культуры", а несколько лет спустя её продолжение - "Теория ценностей в марксизме"; однако последовательно разработать аксиологическую теорию у него не хватало интеллектуальной и духовной решимости, и он впадал в одно противоречие за другим, или не замечая их, или не желая замечать: он то различал, то отождествлял ценностное сознание и познание, он то рассматривал красоту как ценность, то объявлял её объективным свойством природы...
В 1965 году, в составе ленинградской делегации, мы с ним участвовали в проводившемся в Тбилиси первом всесоюзном симпозиуме по проблеме ценности. Хотя наши взгляды на природу ценности расходились, главное нас объединяло - противостояние столичным догматикам, которые считали "антимарксистскими" сами понятия "ценность" и "аксиология". Однако в дальнейшем наши отношения резко осложнились, очевидно, под влиянием тех самых "черных полковников", которые курили Василию Петровичу фимиам в собственных, далеко не теоретических целях, и провозгласили его лидером ленинградской философии, а меня - главным "антимарксистом" и "антиреалистом", "ревизионистом" и "субъективистом". Весьма характерный для жизни факультета этого времени эпизод - защита преподавательницей Саратовского университета докторской диссертации, посвященной некоторым аспектам системного подхода; работу высоко оценили В.И.Свидерский, В.А.Штофф, А.С.Мамзин и ряд других авторитетных в городе философов, однако диссертацию стали дружно "заваливать" наши ортодоксы; их главное обвинение - системный подход противоречит диалектике, это метафизическое, идеалистическое, буржуазное, антимарксистское учение... Особенно грубо, неквалифицированно, на грани бытового хамства выступил В.Я.Ельмеев, и в результате диссертация была провалена...
Другой пример царившей в те годы на факультете обстановки - история с обсуждением моей книги "Морфология искусства", вышедшей в 1972 году. Я рассказал об этой истории довольно подробно в книге "О времени и о себе" (СПб, 1998), к которой и могу отослать того, кому это может быть интересно.
|
|
