Сын крупнейшего историка С.М. Соловьева, он в
27 лет защитил докторскую диссертацию, преподавал в Московском и
Петербургском университетах, но был вынужден навсегда оставить преподавание после публичной речи против смертной казни убийц Александра II в 1881г. Посвятив себя в дальнейшем свободному творчеству в
области философии, теологии и литературы, Соловьев незадолго до
смерти был избран почетным членом Российской Академии наук по разряду изящной словесности. Близкий по духу либеральным народникам,
он не пользовался симпатиями властей и официальной церкви: Александр III считал его «чистейшим психопатом», а обер-прокурор Синода
К.П. Победоносцев называл его творчество «блядословием».
В противовес казенному псевдопатриотизму философ так определил свое жизненное кредо: «Оправдать веру наших отцов, возведя ее
на первую ступень разумного сознания; показать, как эта древняя
вера, освобожденная от оков местного обособления и народного самолюбия, совпадает с вечною и вселенскою истиною, — вот общая задача моего труда».
В сочинениях Соловьева (в 10 т., 1911—1914) нет законченных
культурологических теорий, как, например, у Н.Я. Данилевского, однако вся его философская система пронизана, в каком направлении и
на каких духовных основах должна развиваться не столько русская,
сколько мировая культура? Последователь Канта с его нравственным
пафосом, Гегеля с его идеей бесконечной эволюции «мирового разума», Шеллинга с его преклонением перед красотой, Соловьев пробуждал к жизни целую философскую школу, отличительной чертой которой, — так же как и у марксистов, но на совершенно иной основе, —
было не созерцательное, а активное отношение к действительности.
Фраза Соловьева «Пришло время не бегать от мира, а идти в мир,
чтобы преобразить его» поразительно напоминает хрестоматийное
высказывание К. Маркса в «Тезисах о Фейербахе»: «Философы лишь
различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы
изменить его». Однако активность марксизма-ленинизма питалась
цдеей материализма и революционного насилия, а соловьевская философия основывалась на религии и любви. Так, в частности, в международной жизни, выступая против любых проявлений национализма, он
призывал, по христианской заповеди, «любить все другие народы, как
свой собственный». И хотя сослагательное наклонение в истории у
многих вызывает неприятие, нетрудно представить себе, насколько сохраннее и богаче была бы наша культура, победи в ней не разрушительные силы большевизма, а заветы Соловьева и его последователей,
объединенных так называемой философией всеединства и стремившихся не к расколу, а к сплочению и русского общества, и всех народов мира.
Философская теория всеединства восходит к античности, к таким
изречениям древнегреческих философов V-VI вв. до н.э., как: «И из
всего одно, и из одного — все» (Гераклит); «Все едино, единое же есть
Бог» (Ксенофан); «Во всем есть часть всего» (Анаксагор) и др. Продолжившись затем в христианской теологии Запада, эта теория стала
одной из ведущих в русской религиозной философии XIX—XX вв. и, в
частности, питалась славянофильской идеей «соборности», т.е. идеей
единства всех русских людей под знаком веры. Вл. Соловьеву принадлежит заслуга глубокой разработки понятия всеединства применительно к русской культуре и ее религиозным взаимоотношениям с культурой Запада, которые Соловьев призывал всячески развивать. Уже
после его смерти, на рубеже первого и второго десятилетия нашего
века в России сложилась целая школа его последователей, в которую
вошли такие известные философы, как князья Е.Н. и С.Н. Трубецкие,
С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, составившие славу русской немарксистской философии.
Сам Вл.С. Соловьев так сформулировал суть теории всеединства:
«Всеединство, по самому понятию своему, требует полного равноправия, равноценности и равноправности между единым и всем, между
целым и частями, между общим и единичным»'. При этом философ
призывает различать два вида всеединства — истинное и ложное: «Я
называю истинным или положительным всеединством такое, в котором единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех.
Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в
него элементы и само оказывается, таким образом, пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в
них как полнота бытия». Нетрудно заметить, что принцип всеединства
как воплощение некоей божественной воли повсеместно проявляет
себя в окружающей вселенной и в частности в природе, общественной
жизни и теории познания (гносеологии).
Так, Соловьев следующим образом объясняет одно из его проявлений в природе: «Сама индивидуальная жизнь животного организма
уже содержит в себе хотя бы ограниченное подобие всеединства, поскольку здесь осуществляется почти полная солидарность и взаимосвязь всех частных органов и элементов в единстве живого тела». Действительно, признание биологической взаимозависимости и равновесия как применительно к отдельному живому существу, так и ко всей
природе, в свете нынешних экологических проблем становится одним
из главнейших условий нашего существования.
Философия всеединства легко применима и к жизни общества.
«Как бы то ни было... — пишет Соловьев, — требуется прежде всего,
чтобы мы относились к социальной и всемирной среде как к действительно живому существу, с которым мы, никогда не сливаясь до безразличия, находимся в самом тесном и полном взаимодействии». В
этой связи философ призывал человеческую личность не «подчиняться» общественной среде и не «господствовать» над нею, а быть с нею
«в любовном взаимодействии», «служить для нее деятельным, оплодотворяющим началом движения» не только в интересах какой-то группы, собственного народа, но и всего человечества. В самом деле, в общественной жизни России своего времени Соловьев был поборником
социальной гармонии, резко критиковал ее нарушения со стороны государства и официальной церкви, выступал против национализма,
классовой непримиримости и любых видов разобщения людей. Кстати, слово «борьба», столь милое нашим революционерам, почти не
не употребляется в его сочинениях, а если и употребляется, то главным образом как синоним слова «вражда».
Требование всеединства для отечественной культуры и для самого
К существования нашего многонационального государства является определяющим. Именно истинное всеединство, когда «единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех», должно было сплотить российские народы в дружную семью; его-то и добивались соратники Соловьева применительно к Российской империи. Что же касается ложного единства, которое «подавляет или поглощает входящие в
него элементы» (сословия, классы и народы), то за примером ходить
недалеко: такое единство стало идеалом и звериной практикой большевизма и сталинизма, что привело к деградации культуры и распаду
некогда могучего государства.
В известной работе «Русская идея» (1888) Соловьев прежде всего
стремился ответить на вопрос: каков смысл существования России во
всемирной истории? Рассматривая человечество как «великое собирательное существо», «социальный организм», живые члены которого
представляют собой различные нации, Соловьев считал, что специфическая функция России в этом организме — способствовать осуществлению в мировом масштабе идеи теократии — некоего «вселенского
христианства», свободного от односторонности и религиозного догматизма как Востока, так и Запада. Исходя из представления о Церкви
как о «живом теле Христа», для которого все люди равны и «нет ни эллина, ни иудея», Соловьев выводил необходимость органического всемирного братства народов, объединенных верой и исключающего
любые проявления и национализма, и космополитизма. Видя в, национализме коллективный эгоизм, а в космополитизме — отречение народа от собственной, данной ему Богом души, Соловьев в то же время
говорил, что «национальные различия должны пребыть до конца
веков», хотя высший смысл существования наций «не лежит в них
самих, но в человечестве». Если перевести мысли русского философа
на язык современной геополитики, то всемирно-историческая миссия
России состоит в том, чтобы бескорыстно поставить на службу многочисленным евразийским народам свою высокую материальную и духовную культуру, весь свой государственный опыт, не требуя ничего
взамен, уважая их самобытность и тем самым способствуя сохранению
истинного, а не ложного, единства огромной страны, ныне, по выражению того же Соловьева, раздираемой «эпидемическим безумием национализма». Призывая в духе христианства любить все другие народы
как свой собственный, Соловьев учил, что ниспосланная свыше миссия любой великой державы заключается не в ее исключительности и
господстве, а в том, чтобы служить другим, более слабым народам, а
следовательно, и всему человечеству.
Вопрос о применении принципа всеединства в гносеологии (теории познания) на первый взгляд кажется чисто философским и не
имеющим прямого отношения к культуроведению. Однако, как мы
увидим далее, от того, каким образом человек стремится познавать
мир, во многом зависит судьба отдельных обществ и человечества в
целом. Вл. Соловьев обосновывал и развивал мысль о том, что наиболее полное и адекватное представление о мире («истинное», «цельное»
знание о нем) возможно лишь на путях органического синтеза (единства) таких форм общественного сознания, как религия, философия и
эмпирическая наука. В совокупности они образуют «свободную теософию» — мыслительную деятельность, которой себя и посвятил Соловьев. В этой триаде богословия, философии и научного знания высшей формой, по мнению «всеединцев», была вера, откровение, ниспосланные Богом, хотя сам Соловьев и выступал против «слепой
веры», не подкрепленной данными науки. Вера не враждует со знанием, напротив, сплошь и рядом сливается с ним, переходит в него. Выступая не против разума, а в союзе с ним, она — «особое ясновидение
сердца». «Точные знания, метафизика и религия должны находиться в
некотором гармоническом отношении между собой, установление
такой гармонии и составляет задачу философии каждого времени», —
утверждал С.Н. Булгаков. По словам Вл. Соловьева, к истине — цели
«свободной теософии» — можно идти, отправляясь от ее любой составной части. Сам он пришел к идее всеединства через философию,
С.Н. Булгаков — руководствуясь преимущественно верой, а П.А. Флоренский, особенно в последние годы жизни, тесно связывал свои теософские идеи с точными науками, в частности, предвосхитив семиотику.
Стремление к гармонии, органическому синтезу между религией.
философией и опытной наукой имеет огромное значение не только
для судеб любой национальной культуры, но и для человеческой цивилизации в целом. В первом случае оно способствует сглаживанию
искусственного и гибельного противостояния между духовенством и
творческой интеллигенцией, между «физиками» и «лириками», в конечном счете между «элитой» и «народом», разлад между которыми
чреват революцией и гибелью культурных ценностей; во втором случае — позволяет нейтрализовать разрушительные последствия «чистой» науки, современной технократии, часто лишенных духовных тормозов и уже сейчас ведущих человечество к гибели. Стоит только вообразить, что было бы с нами, если бы научные гении типа Эйнштейна и Сахарова были бы одновременно и бездушными политиками-нигилистами типа Гитлера или Сталина! С этой точки зрения философия
всеединства и в наше время представляется весьма актуальной.
В тесной связи с религиозным характером учения Вл. Соловьева
находится и преобладание в нем нравственного начала, хотя он и его
последователи много внимания уделяли как практическим научным
изысканиям, так и вопросам эстетики. Подобно Паскалю и Канту, с
его «категорическим императивом», Соловьев был убежден, что каждая душа «по природе — христианка». Лучше всего христианское мироощущение Соловьева было выражено им в таких строках:
Смерть и время царят на земле,
Ты владыками их не зови.
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.
По Соловьеву, три «кита», на которых покоится наша нравственность, — это свойственные человеку от природы чувства стыда, жалости и благоговения. При этом под чувством стыда Соловьев понимал,
прежде всего, человеческую совесть, которая стоит выше ума и делает
человека венцом творения. Несомненно, что совестливый человек «человечнее» умного, который может быть и злым и вредным, опасным
для других людей. Первые два чувства хорошо известны и не требуют
особых пояснений, хотя совестливость и жалость, кажется, сдают свои
позиции в условиях современной цивилизации с ее культом прагматизма и гедонизма и изощренными орудиями массового уничтожения
(ГУЛАГ, душегубки, разные формы геноцида). А благоговение, как его
понимает Вл. Соловьев, всегда выступало и выступает как главнейшее
условие существования любой национальной культуры. «Я не могу не
-Чувствовать благодарности и благоговения, — пишет он, — к тем
людям, которые своими трудами и подвигами вывели мой народ из
дикого состояния и довели его до той степени культуры, на которой
он теперь находится». Иными словами, любой подлинно культурный
человек не может не ощущать своего неоплатного долга перед предками за завещанные ими духовные и материальные богатства, обязан сохранять и приумножать их и, в свою очередь, передавать потомкам
культурную эстафету, повинуясь тому внутреннему велению к добру,
которое Кант называл «категорическим императивом». Лучше всего об
этом сказал великий Пушкин:
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва...
Подобно своим великим предшественникам и современникам, от
французских энциклопедистов до Л.Г. Моргана и Э.Б. Тайлора, стремящихся уловить динамику развития человеческого общества, Вл. Соловьев был эволюционистом, т.е. защищал идею поступательного движения культуры. Однако понимание прогресса, как и философия всеединства в целом, носили у него религиозно-мистический характер. Человек, утверждал он, действительно движется от «природного» к «духовному», от звероподобного существа к некоему идеалу, и этим идеалом является сам Бог. Первым «богочеловеком» был Христос, ставший
живым ориентиром нашего восхождения к Абсолюту. Вл. Соловьев
называл такой процесс «творческой эволюцией», конечная цель которой — превращение человека только «разумного» в человека «духовного», объединенного в «богочеловечестве». Достигнуть этого можно,
лишь борясь с «биологизацией» жизни, со звериным стремлением
людей к удовлетворению только своих похотей и прихотей, убивающих как человеческую душу, так и окружающую природу.
Выступая против того, что в наши дни получило название «потребительство», и призывая к осознанному ограничению безмерно растущих человеческих потребностей, Соловьев утверждал, что цель христианского аскетизма, т.е. борьбы против всякого рода излишеств, —
не ослабление плоти, а «усиление духа для преображения плоти». В
соответствии с этим и христианский универсализм имеет целью не
уничтожение природных особенностей каждой нации, а, напротив,
усиление национального духа через очищение его от всякой эгоистической закваски.
Говоря о месте Вл. Соловьева в русской культуре, нельзя не отметить его выдающегося вклада не только в философию и богословие, но
и в нашу литературную критику и художественную словесность. Им
написаны многочисленные работы о Пушкине, Лермонтове, Достоевском, Толстом, Фете, Тютчеве и других писателях, оставлено значительное стихотворное наследство, многочисленные переводы и обширная переписка. Его известное стихотворение стало чем-то вроде поэтического манифеста русского символизма, духовным отцом которого
он по праву считается:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Ссылки по теме: (все открывается в новом окне)
http://russianmystic.narod.ru/solov.htm
http://arhiva.glas-javnosti.co.yu/arhiva/2002/06/03/srpski/K02060201.shtml
http://www.krotov.org/yakov/dnevnik/2000/20000611.html
http://www.silverage.ru/poets/solov_bio.html
|
|
