ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Последние десятилетия ХХ века отмечены событиями, существенным образом трансформировавшими современную социокультурную реальность. Речь идет об активном вхождении в жизнь общества новейших информационных технологий, произошедшем в результате бурного развития электроники; а также о формировании и распространении особого типа умонастроения и мироощущения, концептуализированного в ряде философских, социологических, литературоведческих и культурологических теорий и получившего широкую известность под общим названием "постмодернизм". Именно необходимость философского осмысления этих двух знаковых для нынешней эпохи феноменов и определяет актуальность настоящего исследования.

Начиная с середины 60-х годов западными социологами и социальными философами (Д. Белл, Д. Рисман, О. Тоффлер, А. Турен и др.) активно обсуждается вопрос о вступлении наиболее развитых стран в качественно иную стадию социального развития, охарактеризованную ими как постиндустриальное или информационное общество, главным отличающим критерием которого является определяющая роль информационных технологий во всех сферах жизнедеятельности людей. Но если в 60-е годы идеи об информационном обществе имели скорее характер футурологических прогнозов, то в ходе совершенствования электронной техники и цифровых технологий, большинство из предсказанных теоретиками событий обрели свое реальное воплощение, выразившееся в бурном развитии средств массовой коммуникации, в особенности телевидения, в создании и широком распространении персональных компьютеров, в построении глобальных информационных сетей, в разработке технологий виртуальной реальности и других технологических инновациях. в своей совокупности, эти достижения коренным образом изменили жизнь общества, не только выдвинув на передний план информационную деятельность, т.е. деятельность, связанную с производством, потреблением, трансляцией и хранением информации, но и усложнив и трансформировав мир так, что осмыслить его в рамках традиционных подходов стало довольно затруднительно.

Вообще, информационные технологии нельзя более рассматривать как нечто принадлежащее исключительно миру техники, ибо они настолько глубоко проникли в жизнь людей, вплелись в саму ткань ее повседневности, что вычленить их из общего мировоззренческого и культурологического контекста уже не представляется возможным. качественный скачок в информационной индустрии настоятельно указывает на необходимость анализа новейших технологий сквозь призму мировоззренческих изменений. По мнению автора, что эти изменения наиболее адекватно отражены в постмодернистской философии, задача которой заключается не только в деконструкции основных категорий предшествующей европейской философской мысли, но и в формировании основных мировоззренческих принципов, коррелирующих с типом мироощущения распространяющимся в информационном обществе.

Здесь необходимо отметить еще одну сторону, определяющую актуальность избранной тематики. Термины "постмодернизм" и "постмодерн", столь широко употребляемые в настоящее время, не получили удовлетворительной теоретической разработки, что стало одной из причин появления различных вариаций их толкований, многие из которых отнюдь не способствуют прояснению сущности этих "ускользающих" понятий. Выявление генетического родства между информационными технологиями, создавшими уникальные возможности для нового видения и восприятия социальной реальности на рубеже третьего тысячелетия, и постмодернистскими концепциями, формулирующими специфику ощущения этой реальности, позволит придать понятиям "постмодерн" и "постмодернизм" более конкретный и весомый теоретический статус, тем самым оградить их от односторонних и излишне предвзятых интерпретаций.

Особую актуальность рассмотрение информационных технологий в постмодернистском контексте обретает применительно к реалиям современной России, которая, несмотря на экономические и политические сложности, активно включается в глобальное информационное пространство, развивая и осваивая новейшие телекоммуникационные технологии, решая проблемы свободы в сфере распространения информации, формируя законодательную базу, регулирующую информационную деятельность и т.п. Данный процесс, по мнению автора, не может не сопровождаться, а иногда и предваряться, утверждением постмодернистского мировоззрения, в связи с чем особенно важно выработать четкое представление о характере взаимозависимости технологических и мировоззренческих составляющих реальности информационного общества.

Степень разработанности проблемы непосредственно определяется наличием в философской литературе работ, обнаруживающих параллели между постмодернистским мировоззрением и технологическими новациями в информационной деятельности. Этому вопросу посвящен ряд исследований, среди которых в первую очередь следует выделить работу Ж.-Ф. Лиотара "Состояние постмодерна" (1979 г.), в которой впервые было заявлено о вступлении культуры развитых стран в постмодерную эпоху, и связано это событие было со становлением постиндустриального или информационного общества. Проблема оценки роли и места информационных технологий в современном обществе выносится в центр внимания и других представителей постструктуралистской и постмодернистской мысли, среди которых можно выделить Ж. Бодрийяра, Ж. Делеза и Ф. Гваттари, У. Эко, А. Крокера и Д. Кука и др (1).

Что касается отечественной философской литературы, то в последнее время в ней прослеживается пристальный интерес к постмодернизму, что подтверждает ряд публикаций, в которых делается попытка отразить данный феномен культуры конца ХХ века. Среди них выделяются работы А.В. Гулыги, Л.К. Зыбайлова, И.П. Ильина, В.А. Кутырева, И.В. Цуриной, В.А. Шапинского и др.(2) Вместе с тем, многие из отмеченных работ имеют зачастую лишь обзорный, ознакомительный характер и в них не дается удовлетворительного теоретического анализа феномена постмодернизма.

Если же сосредоточить внимание на философском рассмотрении наиболее значимых современных информационных технологий, в частности, телевидения, рекламы, глобальной сети Интернет, то сложившееся положение дел также нельзя считать удовлетворительным. Из имеющихся работ наиболее близки к излагаемому пониманию проблемы статьи М.М. Кузнецова и В.М. Розина (3), в которых авторы в ходе разработки проблем, связанных с технологиями виртуальной реальности, активно применяют категории постмодернистской мысли. В целом, исследования, в которых бы детально и комплексно прослеживалась бы взаимосвязь и взаимозависимость постмодернистского мировоззрения и технологий информационного общества в отечественной философии практически отсутствуют.

Методологической основой и научно-теоретической базой диссертации являются исследования, относящиеся как непосредственно к области общетеоретической постмодернистской философии, так и работы из области социологии, исследующие роль информационных технологий в современном обществе. К первым диссертант относит труды Ж. Деррида, Ж. Делеза, М. Фуко, Р. Барта, Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Бодрийяра ? классиков постструктурализма, сформулировавших основной категориальный аппарат постмодернистской философии, который собственно и является теоретическим и методологическим фундаментом настоящего исследования. Вторую группу источников составляют работы социологов Д. Белла, О. Тоффлера, А. Турена и других авторов теории постиндустриального или информационного общества, а также исследования в области средств массовой коммуникации М. Маклюэна.

В силу необходимости дать общую оценку постмодернизму и определить его значение в философии, в предлагаемой работе используются историко-философская литература, и особое место в этой связи отводится идеям Ф. Ницше. Исследование также опирается на труды отечественных философов, социологов, культурологов, искусство- и литературоведов, занимающихся разработкой проблем постмодернизма и постструктурализма, среди которых можно выделить Н.С. Автономову, А.В. Гараджу, Б.Л. Губмана, А.А. Костикову и др.

Цели и задачи исследования заключаются в сопоставлении получивших распространение в конце ХХ века феноменов постмодернизма и информационных технологий. Основной замысел диссертации состоит в том, чтобы выявить их генетическое родство и осуществить теоретический анализ ряда информационных технологий с помощью средств постмодернистской философии. Учитывая недостаточную степень разработанности рассматриваемой проблемы, достижение заявленной цели сопряжено с решением следующих основных задач:

– во-первых, необходимо четко определить понятие постмодернизма, выявить его основное философское содержание и определить основополагающие характеристики;

– во-вторых, аргументировано показать, что постмодернизм по существу представляет собой мировоззрение информационного общества;

– в-третьих, проиллюстрировать специфику информационных технологий на современном, или, если быть более точным, на постмодерном этапе;

– в-четвертых, продемонстрировать адекватность ключевых категорий постмодернистской философии для анализа новейших информационных технологий.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

– разрабатывается концептуальное содержание понятий "постмодернизм" и "постмодерн" на основе анализа различных точек зрения, имеющейся в философской литературе по данному вопросу;

– сопоставляется теория постиндустриального общества и философские концепции постмодернизма, при этом, обнаруживается взаимосвязь между развитием информационных технологий и становлением постмодернистского мировоззрения и постмодерной культуры;

– обосновывается определенная правомерность введения в тезаурус социальной философии понятия "постмодерное общество";

– дается оценка сегодняшнему состоянию и прослеживаются тенденции дальнейшего развития постмодернизма, рассматриваемого как мировоззрение информационного общества;

– анализируются виртуальные технологии при помощи специфических категорий постмодернистской философии "симулякр" и "симуляция", а также обозначается ряд проблем, связанных с вхождением виртуальной реальности в современную социальную действительность;

– конкретно рассматриваются имиджевые и рекламные технологии, используемые в современных средствах массовой информации, в особенности телевидении, выявляется их постмодернистская сущность и обосновывается тезис о недопустимости использования технологий масс-медиа в модернистских целях;

– осуществляется философский анализ глобальной сети Интернет и дается оценка социокультурных импликаций, связанных с вхождением сетевых компьютерных технологий в жизнедеятельность общества, а также вводится понятие "сетевой либерализм" с целью характеристики идеологии всемирной паутины.

Научно-практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы для решения дискуссионных проблем в области современной социальной философии, для оценки роли и места информационных технологий в сегодняшнем мире, а также при разработке программ и чтении лекций и спецкурсов по проблемам современного общества и культуры.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были использованы в сообщениях и докладах автора на научных конференциях и семинарах, а также опубликованы в статьях общим объемом 1,5 п.л. Материалы диссертации применялись при чтении лекций и ведении семинаров по философии и культурологии в Московском медицинском стоматологическом институте им. Н.А. Семашко и в Международной академии маркетинга и менеджмента.

Диссертация обсуждена на заседании кафедры социальной философии философского факультета МГУ 20 сентября 1999 года и рекомендована для защиты.

Структура работы. Диссертация включает Введение, две главы, каждая из которых состоит из трех параграфов, и Заключение. К работе приложена библиография.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, характеризуется степень ее разработанности, определяются теоретические и методологические источники, формулируются цель и задачи исследования, указывается научная новизна и практическая значимость работы.

Первая глава "Постмодернизм как мировоззрение информационного общества" посвящена общей характеристике постмодернизма в широком контексте социокультурных изменений, произошедших в последние десятилетия ХХ века. В этой главе рассматриваются наиболее общие вопросы, касающиеся постмодернистской философии, решение которых позволит применить во второй главе ее средства к непосредственному рассмотрению информационных технологий.

В первом параграфе, озаглавленном "Понятие постмодернизма", на основе рассмотрения и сопоставления существующих по данному вопросу подходов и точек зрения, осуществляется поиск определения этого феномена конца ХХ века. Автором отмечается, что несмотря на широкое распространение термина "постмодернизм", его концептуальное содержание остается по-прежнему расплывчатым и ситуативным. В связи с этим, предлагается провести философский анализ данного явления современной культуры, в качестве исходного пункта которого берется утверждение, что постмодернизм представляет собой мировоззрение, концептуализированное в широком спектре философских, культурологических, литературо- и искусствоведческих теорий и выражающее основные тенденции, идейные установки и ценностные ориентиры общества, достигшего определённого уровня развития. С целью выявления ключевых характеристик, принципиальных основ, а также хронологических рамок этого мировоззрения, автор сосредотачивает внимание на терминологических особенностях понятий "постмодернизм" и "постмодерн"(4). В этой связи указывается на возникающие в ходе их рассмотрения некоторые затруднения, главное из которых обусловлено многозначностью в трактовке "корневых" для "постмодерна" и "постмодернизма" понятий "модерн" и "модернизм". В результате рассмотрения различных интерпретаций данных понятий диссертант не соглашается с подходом, отождествляющий модерн с Новым Временем, Просвещением, или другим конкретным периодом в истории, и, в противовес, предлагает понимать под модерном определенный исторический проект, берущий своё начало в Древней Греции, проходящий сквозь христианскую эпоху и обретающий наиболее полное воплощение в Новое время. Этот исторический и мировоззренческий проект, для обозначения которого наиболее подходит выражение Хабермаса “проект модерна”, обладает следующими чертами: стремление к созданию универсальной картины мира, сводящей всё многообразие действительности к единым основаниям; убеждение в доступности человеческому разуму абсолютного знания об этих основаниях; стремление к полному воплощению этого знания в действительности; убеждение, что такая реализация будет способствовать увеличению счастья людей; уверенность в поступательном, прогрессивном развитии человечества, в приоритете настоящего перед прошлым, а будущего перед настоящим.

Выявив сущностные характеристики понятия "модерн" автор обращается к вопросу, когда, собственно, зарождается постмодернистское мировоззрение и где та хронологическая грань, которая разделяет эпохи “модерн” и “постмодерн”? Здесь констатируется амбивалентная ситуация, суть которой выражается следующим образом: понятие “постмодерн” появляется намного раньше наступления обозначаемой им эпохи; и, в тоже время, данная эпоха начинается до того времени, когда для её обозначения стали применять понятие “постмодерн”. Аргументируя этот тезис, автор указывает, что исследуемый термин начинает употребляться еще в первой половине ХХ века (Р. Панвиц, Ф. де Ониз, А. Тойнби), затем получает широкое распространение для характеристики новых веяний в искусстве, литературе, и только лишь в 1979 году вводится в область философии Ж. -Ф. Лиотаром, применившим его для характеристики состояния современной культуры (5). При этом, Лиотар рассматривает постмодерн как свершившийся факт, констатируя утвердившиеся в обществе тенденции, поэтому связывать возникновение постмодернистского мировоззрения с введением в область философии понятия “постмодерн”, по мнению диссертанта, не будет соответствовать реальному положению вещей. Исходя из этого, утверждается, что становление постмодернизма как особого ощущения новых жизненных реалий начинается приблизительно в конце шестидесятых годов ХХ века, а что касается тех близких постмодернизму по духу идей, которые наблюдались в различные периоды на протяжении европейской истории, то автор оставляет их за скобками, так как они носят локальный и эпизодический характер. Только на стыке шестидесятых-семидесятых годов происходит заметный, качественный перелом в сознании людей, пусть ещё пока до конца не осмысленный теоретически и не обозначенный в качестве постмодернистского, но, тем не менее, уже имеющий место как исторический факт, выражающий не единичные случаи, а общие настроения. Этот перелом обнаруживается в ряде событий, среди которых в первую очередь отмечается начало перехода экономически развитых стран от индустриального общества к постиндустриальному, или информационному обществу. Также, в качестве особо значимых, выделяется ряд социально-политических событий 1968 года, наиболее показательными из которых являются майские выступления леворадикальных сил во Франции, со всей очевидностью продемонстрировавшие окончательное разочарование в возможности насильственного переустройства мира согласно “великим историческим проектам”. Кроме того, конец шестидесятых ознаменован появлением и распространением новых форм и стилей в искусстве, принципиально не вписывающихся в рамки традиционных подходов. Происходящие изменения в политике, науке, технике, искусстве, литературе не могли остаться вне поля зрения философии: во Франции возникает новое идейное течение, которое получило название постструктурализм, в рамках которого разработаны основные категории, впоследствии ставшие теоретической базой постмодернистской философии. Таким образом, весь спектр трансформаций, охватившей общество на рубеже 60-х – 70-х годов подтверждает тот факт, что именно начиная с этого периода следует начинать отсчет становления эпохи постмодерн.

Далее в диссертации отмечается, что, наряду с терминологическими двусмысленностями и хронологическими неопределённостями, трудности в интерпретации постмодернизма создает его принципиальная незавершенность и поливариантность. Первая связана с тем, что постмодернизм выражает мировоззрение современной нам эпохи, находящейся в стадии становления, постоянного изменения и корректирования выбранных направлений развития, и поэтому его исследователи оказываются слишком включены в ее реалии, чтобы окончательно и беспристрастно их оценить. Что касается поливариантности постмодернизма, то она заключается в том, что последний не представляет собой единую, целостную теорию, а включает в себя широкий спектр различных по своей направленности и рассматриваемой проблематике идейных течений. Причём, различные версии постмодернизма, даже если они и являются альтернативными, не взаимоисключают друг друга, а скорее наоборот, дополняют, признавая законность претензий каждой из них на равноправное сосуществование.

Подводя итог рассмотрению сущности постмодернизма, диссертант предлагает понимать его как специфическое мировоззрение, получившее распространение в конце ХХ века, главной отличительной чертой которого является плюрализм, т.е. допущение одновременного сосуществования разнообразных точек зрения. По его мнению, принцип плюрализма является фундаментальным для осмысления постмодернизма, и уже непосредственно из него вытекают такие производные его характеристики как фрагментарность, децентрация, изменчивость, контекстуальность, неопределенность, ирония, симуляция. Непосредственно под философией постмодернизма предлагается понимать совокупность различных теорий, получивших распространение в конце ХХ века, в которых теоретически обобщается постмодернистское мировоззрение. задачи, которые ставят перед собой эти теории можно резюмировать следующим образом: критика принципов классического рационализма и традиционных ориентиров метафизического мышления; интерпретация процессов, происходящих в современном обществе; разработка основ нового мировоззрения, которое будет способствовать преодолению кризисных явлений в культуре, ставших следствием внедрения модернистских проектов.

Во втором параграфе первой главы, названном "Постиндустриальное общество и культура постмодерна", выявляется взаимосвязь и взаимозависимость изменений в обществе, позволяющих говорить о вхождении его в постиндустриальную стадию, и о тех трансформациях в культуре и мировоззрении, которые расцениваются в качестве постмодернистских. По мнению автора, говоря о становлении постмодерна, наряду с событиями, происходящими в области философии, науки, искусства, политики, и т.д., необходимо учитывать и такой существенный, базисный фактор, как преобразования в производственной сфере. Последние наиболее адекватно описываются теорией постиндустриального общества, основу которой положили Д. Белл, Д. Рисман, А. Тоффлер, З. Бжезинский, Дж. Гэлбрейт, А. Турен и др. Главной отличительной чертой постиндустриального общества является приоритет информационной деятельности, т.е. на передний план в нем выходит не материальное производство непосредственно, а производство информации и знаний. В связи с этим, постиндустриальное общество понимается также в качестве информационного, что более четко указывает на его сущностные особенности. Вместе с тем, характеристика общества как "информационного" или "постиндустриального", указывает на довольно ограниченный срез социальной действительности, главным образом, связанный с наукой и новыми информационными технологиями, и, к тому же, носит, в определенной степени, технократический оттенок. Такой подход, по мнению автора, недостаточен для философского обобщения совокупности перемен, происходящих в обществе конца второго тысячелетия, и, чтобы наиболее полно описать весь их спектр, он предлагает взять на вооружение понятия "постмодерн" и "постмодернизм". С целью доказать правомерность использования этих категорий для описания не только современной культуры, но и всего общества в целом, диссертант рассматривает конкретные социокультурные феномены, в описании которых сходятся постмодернистская и постиндустриальная теории, и на основании которых можно провести параллели между постмодернистским мировоззрением и научно-технологическими новациями последних десятилетий. Для анализа реалий информационного общества используются такие основные категории постмодернистской философии, как плюрализм, децентрация, фрагментарность, изменчивость, контекстуальность. С их помощью осуществляется философское исследование наиболее существенных для постиндустриального мира процессов, среди которых выделяются: демассификация и разукрупнение производства; утверждение разнообразия в типах техники, товарном ассортименте и видах услуг; отход от централизованных и директивных методов управления; отказ от глобальных проектов, интегрирующих огромные массы людей и подчиняющих их универсальным идеям; дефрагментация социальной структуры общества, проявляющаяся в стирании ярко выраженных граней между классами, расами и национальностями; возникновение так называемой "контркультуры", распадающейся на множество различных, в той или иной степени маргинальных групп и движений; вхождение "культурного измерения" в производственно-экономическую сферу, выражающееся в приоритете эстетических, символических и психологических составляющих товара и др. Особое внимание уделяется роли информационных и иных высоких электронных технологий в формировании постмодернистского мироощущения, вместе с тем, указывается на то, что именно постмодернизм, направленный против любых попыток абсолютизации и наделения привилегированным статусом какого-либо знания, несет в себе ту идеологию, которая могла бы оградить культуру от подавления силой техники, тотальность охвата которой создает угрозу превращения информационного общества в нечто подобное оруэлловскому государству.

На основании осуществленного анализа автор приходит к выводу о невозможности рассмотрения общества конца ХХ века исключительно как постиндустриального или информационного, т.е. без учета мировоззренческих и культурных трансформаций, зафиксированных в постмодернистской философии. С целью наиболее полного отражения реалий общества на рубеже третьего тысячелетия диссертант считает целесообразным характеризовать его не только как "информационное", но и как "постмодерное". Им утверждается, что введение данного понятия в арсенал социальной философии будет способствовать более глубокому и комплексному пониманию современности, которое излишне сциентизированная и технологически детерминированная концепция постиндустриального общества в полной мере обеспечить не может.

В третьем параграфе, озаглавленном "Сегодняшнее состояние и перспективы развития постмодернизма", рассматривается вопрос о соотношении конструктивного и деструктивного содержания в постмодернистских концепциях, а также оцениваются тенденции дальнейшего развития постмодерного общества.

Прежде всего диссертантом отмечается определенные трудности, с которыми в настоящее время сталкивается утверждение постмодернизма, а именно, экономические, связанные с различным уровнем жизни в различных странах и регионах; политические, обусловленные стремлением наиболее сильных в военном и экономическом плане держав к мировой гегемонии; и, безусловно, философские, выражающиеся в стойком неприятии постмодернизма некоторыми мыслителями, среди которых наиболее заметной фигурой является Ю. Хабермас. Полемизируя с подобными подходами, автор предлагает связать становление постмодернистского мировоззрения с вхождением в жизнь людей электронных информационных технологий – наиболее значительным событием, коренным и глобальным образом затронувшим все сферы жизнедеятельности в последние десятилетия. В связи с этим утверждается, что понимание постмодернизма как специфического мировоззрения информационного общества, а не как расплывчатой конгломерации эклектичных концепций, придаст данному понятию более весомый, конкретный и объективный статус. Кроме того, высказывается тезис о том, что если доказать приложимость средств постмодернистской философии для раскрытия сущности информационных технологий, то будет обоснована характеристика сегодняшнего общества не только как информационного, но и в качестве постмодерного.

Далее подчеркивается, что при исследовании постмодернизма не следует подходить к нему как к сугубо положительному феномену, ибо он представляет собой неоднозначное, гетерогенное явление, имеющее как положительные, так и отрицательные стороны, и последние обязательно должны быть выявлены и детально рассмотрены. Но, прежде чем непосредственно перейти к анализу деструктивных черт постмодернизма, автор считает целесообразным разграничить его реальное негативное содержание от поверхностной, наносной критики, обусловленной, как правило, неспособностью оценить всю глубину перемен охвативших современное общество. Так, среди наиболее распространенных и при этом довольно противоречивых выпадов в адрес постмодернизма, выделяются обвинения в неспособности создать что-то новое, в полном разрыве с традициями, в тотальном нигилизме и т.п. Для того чтобы показать всю несостоятельность и надуманность подобного инкриминирования постмодернизма, диссертант обращается к философскому наследию Ф. Ницше - мыслителя, чьи взгляды оказали значительное влияние на формирование постмодернистской философии. Применительно к анализу сегодняшнего состояния постмодернизма используются такие ницшеанские идеи, как "Вечное возвращение", "переоценка всех ценностей", "смерть Бога", с помощью которых не только подтверждается необоснованность вышеназванных обвинений постмодернизма, но и высказывается тезис о том, что последний представляет собой промежуточный период или первую фазу новой эпохи, которую в полной мере еще предстоит определить. То, что для обозначения реалий сегодняшних дней главным образом применяются термины с приставками "пост" (постмодернизм, постиндустриализм, постструктурализм, посткоммунизм и т.п.), в которых фиксируется лишь только то, чем мир уже перестал быть, указывает на отсутствие более содержательных понятий, способных выразить то, чем мир становится.

Подобное неопределенное состояние проистекает из-за имеющихся реальных проблем внутри постмодернистского дискурса, в качестве основных из которых автором выделяются следующие: проблема трудности выбора в условиях постулируемой равнозначности, проблема выработки ориентиров в гетерогенном и фрагментарном мире и проблема гармонического сочетания новейших технологий с общегуманистическими ценностями. Первые две из проблем обусловлены амбивалентностью принципа плюрализма, который, с одной стороны, обеспечивает максимальное воплощение свободы, а с другой – ставит человека в ситуацию бесконечных поисков в мире, где в условиях неограниченного выбора становится все труднее найти устойчивые ценностные ориентиры. По мнению автора, созвучному взглядам представителей "новой философии" Б.-А. Леви, Г. Лардро, К. Жамбе и др., а также позиции христианского философа постмодернистского толка П. Козловски и российского исследователя современной культуры Б.Л. Губмана, решение этой антиномии возможно только путем отказа от искушений тотальной деконструкции и обращения к гуманистическим и духовным традициям. Но в возвращаемом в постмодернистской интерпретации гуманизме не должно быть места универсальной этике, диктующей определенную модель поведения, упор в нем должен делаться на обеспечении общечеловеческих ценностей, которые следует понимать не как общие идеи, а как конкретные ценности каждого отдельного человека, без которых его собственноличная жизнь теряет смысл. Отсюда вытекает третья проблема, которую должна решить постмодернистская философия, заключающаяся в ответе на вопрос, как возможно совместить новейшие технологии, в особенности информационные с общегуманистическими ценностями и идеалами и при этом избежать крайностей полного отказа от техники равно как и полного в ней растворения.

Таким образом, можно резюмировать, что сегодняшнее состояние постмодернизма диссертант понимает как состояние рефлексии, цель которой выявить пропорции между его конструктивным и деструктивным содержанием, а перспективы развития постмодернизма связываются с решением тех проблем, которые реально препятствуют ему в полной мере утвердиться в качестве позитивного мировоззрения.

Вторая глава диссертации "Информационное пространство постмодерна" непосредственно посвящена анализу наиболее знаковых для сегодняшнего общества информационных технологий, осуществляемому с помощью средств постструктуралистско-постмодернистской философии. В этой части работы наглядно иллюстрируется приложимость категорий философии постмодернизма для выявления сущности и специфики новейших информационных технологий, а также исследуется их роль и место в современной социальной действительности.

В первом параграфе второй главы, названном "Виртуальная реальность и симулякры", осуществляется философский анализ технологий виртуальной реальности, в ходе которого активно используются такие специфически постмодернистские категории как "симулякр" и "симуляция".

Диссертантом отмечается, что в развитии информационных технологий в конце 90-х годов наблюдается качественный прорыв, связанный с активным распространении новых форм передачи и восприятия данных, получивших название "технологии виртуальной реальности". Если первоначально данный эпитет относился главным образом к области информатики и компьютерной техники, то в последнее время он получил распространение в качестве понятия, характеризующего информационную деятельность вообще, в результате чего проблема, касающаяся распространения виртуальных технологий, вышла за рамки специальных наук. "Виртуальная реальность", лавинообразно охватывая все новые и новые сферы, становится своего рода символом действительности информационного общества. Подобная ситуация настоятельно указывает на необходимость ее философского анализа в качестве социально значимого феномена. Прежде чем перейти к выявлению его сущности, автором прослеживается историческое развитие содержания понятия "виртуальность", и отмечается, что статус философской категории данный термин обретает в средневековой схоластической философии (Фома Аквинский, Дунс Скотт). На основании этого, современные исследователи виртуальной реальности, например Н.А. Носов (6), предпринимают попытки найти ключ к интерпретации этого феномена в средневековой философии. Признавая определенную эвристическую ценность подобного подхода, автор, все-таки не может с ним согласиться. По его мнению, понятие "виртуальная реальность" нельзя рассматривать в отрыве от социокультурного контекста, в рамках которого оно получило широкое распространение. А получило оно такое распространение только в информационном обществе и в связи с информационными технологиями. Исходя из того, что мировоззрением информационного общества является постмодернизм, диссертант резонно предлагает осуществить анализ виртуальной реальности с помощью постмодернистской философии, а именно теории "симулякров", разработанной главным образом Ж. Делезом и Ж. Бодрийяром в рамках постструктурализма.

Прежде чем перейти к рассмотрению их взглядов, диссертантом отмечается, что оттенки смыслового значения понятия "симулякр" (от лат. simulare – притворяться), меняется в зависимости от модели применения, а именно, репрезентативной или нерепрезентативной. В контексте репрезентативной модели (Платон), симулякр следует понимать как копию копии, искажающую свой прототип, а так как истинность в данной парадигме определяется исходя из сходства или несходства вещи с идеей, то симулякры осуждаются как подделки и вымыслы. Нерепрезентативная модель, напротив, опровергает подход, утверждающий эквивалентность знака своему референту и ставящий в зависимость от этого соответствия его онтологический статус. Так, по мнению Делеза, симулякр – это не просто копия копии, так как он ставит под вопрос само понятие модели и копии (7). Последние различны по самой своей природе, ибо симулякр, в отличие от копии, которая живет подобием, создает лишь внешний эффект сходства, а на самом деле обнаруживает свою подлинную сущность в расхождении, становлении, вечном изменении и различии. В отличии от Делеза, который разрабатывал преимущественно онтологические аспекты симуляции, Бодрийяр сосредотачивает свое внимание на социальных сторонах этого явления и выдвигает тезис об "утрате реальности" в постмодернистскую эру, на смену которой приходит "гиперреальность", в которой знаки больше не обмениваются на "означаемое", а замыкаются сами на себя, тем самым обращаясь в симулякры (8). Таким образом, симуляция не только деконструирует глубинную реальность модерна, но и начинает выступать в качестве тотальной практики постмодерного мира.

Резюмируя взгляды Делеза и Бодрийяра, автор приходит к выводу, что симулякр можно определить как знак, обретающий свое собственное бытие, творящий свою реальность, и, в сущности, переставший быть знаком, а превратившийся в виртуальный объект. Исходя из этого выводится определение виртуальной реальности, как организованного пространства симулякров – "отчужденных знаков", которые в отличии от знаков-копий фиксируют не сходство, а различие с референтной реальностью. На основе такого понимания полагается, что в противоположность актуальной действительности, выражающей целостность, стабильность и завершенность, виртуальная реальность является источником различия и многообразия, воплощением возможности творческой, генерирующей деятельности, и по сути имманентна самой структуре бытия. То есть потребность в создании виртуальной среды всегда была присуща человеку и даже находила воплощение в тех или иных формах, но только с развитием информационной и электронной техники и утверждением сопутствующего этим процессам постмодернистского мировоззрения, человек наиболее близко подошел к ее воплощению, тем самым сделав виртуальность вполне реальной. Новейшие компьютерные и сетевые технологии уже позволяют вести речь о создании особого виртуального мира – киберпространства, в котором реализуется эффект полного присутствия путем сочетания графической динамики с возможностью непосредственного воздействия на события. Киберпространство – это специфическая сфера информации, являющая собой по сути альтернативу материальному миру, в связи с чем возникает ряд вопросов, требующих философского рассмотрения. Среди них автором выделяется проблема субъективности в электронную эру, заключающаяся в слиянии субъекта и симулякра, т.е. обращении субъекта в собственный симулякр, при котором физически, телесно оставаясь в действительном мире, он ментально переходит в мир виртуальный, пространство симулякров, где наделяется новым, виртуальным телом, не имеющем ничего общего с его телесностью. Учитывая, что киберпространство предполагает возможность непосредственных контактов с другими виртуально трансформированными субъектами, по новому встает проблема коммуникации, которая приобретает весьма амбивалентный характер ввиду расщепления самости индивида на две ипостаси – реальную и виртуальную. Но главная проблема, возникающая в результате активного использования виртуальных технологий, заключается в вытеснении социальности симуляцией, что имеет место в случае полного ухода индивида в киберпространство от всех тревог и несовершенства реального мира.

Подводя итог анализу технологий виртуальной реальности, автор приходит к заключению, что избежать опасностей, связанных с их использованием, можно только путем недопущения трансформации симуляции из деятельности, способствующей рождению новых реальностей, в действия заслоняющие, маскирующие и, в конечном счете, вытесняющие события настоящей жизни. Поэтому, несмотря на всю неоднозначность оценок виртуальных технологий, диссертант полагает контрпродуктивными излишне алармистские прогнозы, и указывает на позитивные возможности, которые виртуальная реальность открывает во многих областях жизнедеятельности человека, в частности конструировании, образовании, медицине, архитектуре и, в особенности, в средствах массовой информации. По его мнению, феномен виртуальной реальности занимает уже довольно значительное социокультурное пространство в информационном обществе, и выходит за рамки чисто информационных технологий, проникая в сферы межличностных отношений, искусства, политики и т.д., что, в свою очередь подтверждает, что симуляция и симулякры являются неотъемлемыми характеристиками постмодерного мира.

Во втором параграфе, озаглавленном "Масс-медиа и имиджевые технологии", осуществляется анализ некоторых аспектов, связанных с вхождением в социальную и индивидуальную жизнь средств массовой информации, а также такой важной их составляющей как реклама. В качестве ключевых понятий в ходе рассмотрения используются такие специфически постмодернистские категории как симуляция, дискурс, фрагментарность, интертекстуальность, ирония.

В первом разделе данного параграфа, названном "Слияние власти и знака", диссертант сосредотачивает внимание на политических аспектах средств массовой информации и на той особой роли, которую они приобрели в современном обществе. По его мнению, новые виды коммуникации, связанные с перестройкой знаковой системы коренным образом изменили способ реализации властных установок, в результате чего симуляция оказалась превалирующей информационной деятельностью. Подобное положение иллюстрируется многими фактами связанными с избирательными технологиями, освещением военных, национальных и других конфликтов, созданием имиджа власти и иными стратегиями, осуществляемыми с помощью индустрии масс-медиа. Ситуация складывается так, что средства массовой информации фактически перестают отражать действительность, и начинают творить образы и симулякры, которые и определяют реальность постмодерной культуры, или, пользуясь терминологией Бодрийяра, ее гиперреальность. Последнюю можно интерпретировать в качестве "социальной виртуальной реальности", то есть информационной среды созданной имиджевыми технологиями средств массовой информации в сочетании со стратегиями институтов власти, в которой осуществляется симуляция коммуникаций. Причем, эту виртуальную среду автор предлагает рассматривать как специфическую форму дискурса постмодерного мира. Понятие дискурса используется в том смысле, который придал ему ведущий теоретик постструктуралистской мысли Мишель Фуко. В его работах дискурс – это социально обусловленная система речи и действия, включающая в себя различные формы высказываний, а также способы и правила обоснования этих высказываний, принятые в конкретном социокультурном пространстве и опирающиеся на господствующие властные отношения. Таким образом, в понятии дискурса фиксируется неразрывность текста, техники и власти. Исходя из фукольдианского понимания, диссертант в ходе рассмотрения "виртуального образа" политического пространства постмодерна сознательно избегает высказываний будто власть детерминирует деятельность СМИ, заставляя выполнять свои заказы; или же, наоборот, сами СМИ подменяют властные функции, вынуждая политиков подстраиваться в заданные ими рамки. Подобный подход был бы нерелевантным в мире, где власть, знание, информация, коммуникация слились в единый клубок симуляций, который и есть не что иное как дискурс постмодернизма. Показав глубину взаимопроникновения политических и информационных технологий, автор задается вопросом, насколько возможно индивиду вырваться из оков порождающего симулякры гибрида власти и информации. Пытаясь решить эту проблему, им высказывается мнение, что наиболее действенный способ не попасть под воздействие тотальной симуляции в постмодерном мире можно обнаружить в другом специфически постмодернистском пути восприятия действительности – иронии, которая понимается как сугубо личная практика, нацеленная на поиск собственного стиля существования, отличного от "гетерогенного единообразия" навязчиво предлагаемого постмодерным обществом. Таким образом, именно в ироничном отношении к действительности усматривается возможность нейтрализации циничных попыток медиа-власти эпохи постмодерн реализовать модернистские по своей сути цели, используя при этом постмодернистские методы и технологии.

В следующем разделе второго параграфа, озаглавленном "Знаки и вещи рекламного дискурса", рассматривается находящиеся в тесной связи с индустрией масс-медиа рекламные технологии. По мнению автора, реклама выступает в качестве ведущей имиджевой деятельности в постмодерном обществе, так как именно посредством рекламы наше общество смотрит на себя и усваивает свой собственный образ, причем образ этот основывается отнюдь не на подобии, а выступает как симулякр. Исходя из этого тезиса, в основу философского анализа рекламы кладется теория симуляции, а также некоторые характеристики рекламного дискурса, данные Бодрийяром в "Системе вещей"(9). В ходе дальнейшего рассмотрения, исследуются несколько качественных уровней рекламной деятельности и демонстрируется взаимосвязь между ее усложнением и повышением степени ее симулятивности. Свои рассуждения автор подкрепляет характерными примерами из сегодняшней жизни, подтверждающими правомерность интерпретации рекламы в качестве мира фантазмов и симулякров. В результате осуществленного анализа делается вывод, что симуляция имманентна самой природе рекламы, и благодаря ее действию последняя выходит за рамки информационного сообщения и становится одним из мифологических компонентов сегодняшнего мировоззрения. Лишенная этой составляющей, она нивелируется до сухих объявлений, утрачивая при этом свою привлекательность и потенциал генерирования желаний. Завершая рассмотрение рекламных технологий, автор обозначает специфику постмодернистского подхода к ним, который заключается в обеспечении разнообразия и рассредоточении потоков ее воздействия. По его мнению, реклама не должна выступать как тотализирующая сила, то есть использоваться в качестве механизма внедрения универсальных, монопольных идей. Применяемая в этих целях, она начинает выступать как сугубо модернистская идеология, пытающаяся искоренить разнообразие и различие, что идет в разрез с мировоззрением информационного общества, где в основу кладется принцип плюрализма. Таким образом, утверждается, что рекламу нужно рассматривать не только как характеристику мира товаров, но и как характеристику общества в целом. Причем, разнообразие в рекламе является неотъемлемым признаком либерального общества, однообразие, в свою очередь, свидетельствует о преобладании тоталитарных тенденций.

В третьей части второго параграфа, названной "Телевидение как стиль и образ эпохи" исследуется роль и место телевидения в культуре постмодерна. Исходя из предложенной канадскими политологами А. Крокером и Д. Куком трактовки ТВ в качестве "реального мира постмодернизма"(10), в основу своего теоретизирования автор кладет тезис, что телевидение является одновременно отражением и воплощением эпохи постмодерн. По его мнению, ТВ должно рассматриваться как сугубо постмодернистская технология, и не только в связи с тем, что время его активного вхождения в жизнь общества практически совпадает с наступлением постмодерна, но и потому, что осмыслить роль, место, специфику воздействия ТВ не представляется возможным вне контекста постмодернистской философии. В ходе дальнейшего анализа, обосновывается генетическое родство телевизионных технологий и постмодернистского мироощущения, на что указывают такие одновременно присущие двум рассматриваемым феноменам характеристики как фрагментарность, интертекстуальность, симуляция, плюралистичность. В качестве отправных точек исследования наряду с идеями теоретиков постмодернизма (Ж. Бодрийяра, А. Крокера, Д. Кука), также используются идеи исследователя средств массовой коммуникации М. Маклюэна (11).

Ключевая характеристика мировоззрения постмодернизма – фрагментарность, применительно к телевидению конкретизируется в трех проявлениях: мозаичность, серийность и дискретность. Мозаичность является неотъемлемым способом конструирования как телепрограмм, так и самого телеизображения. Очевидно, что, структура телепрограммы, составленной из разнородных по своей тематике, качеству и продолжительности передач, представляет собой скорее коллаж, чем некую целостность. Кроме того, мозаичный характер телевидения определяется и технологией создания ТВ-картинки, которая является не единым целым, а совокупностью различных наборов светящихся точек. Под серийностью понимается специфический способ фрагментации телевизионного пространства, а в след за ним и пространства и времени телезрителя. Серийность в определенном смысле придает двухмерной картинке третье измерение, выстраивая хронологические цепочки из регулярно повторяющихся программ, что в результате приводит не только к особому структурированию жизни телезрителя, но и созданию своеобразных общностей – аудиторий, неких серийных единств, которые на самом деле ни что иное как гипертрофированные антиобщности, воплощения расщепленной социальности. Третье проявление фрагментарной сущности телевидения – дискретность, усматривается в характерном "разорванном" способе управления телевизором, в ходе которого осуществляется бесконечное переключение каналов и телезритель воспринимает скорее кванты информации, чем какие-то длинные нити мыслей. Таким образом, сопоставляя специфику телевидения с особенностями постмодерной культуры в целом, диссертант проводит параллели между фрагментированной реальностью постмодернизма и раздробленной сутью ТВ, проявляющейся в мозаичной архитектонике телеизображения, феерической эклектике сообщений, расщеплении телепрограмм на серийные ряды, а также в продуцированной сигналами пульта дискретности.

Наряду с фрагментарностью выделяется другой постмодернистский признак телевидения, а именно, интертекстуальность. По мнению автора, правомерность использования разработанной в лоне постструктурализма идеи интертекстуальности (Ю. Кристева, Р. Барт) для характеристики телевидения обусловлена тем, что ТВ-сообщение – это не просто текст, это – интертекст, т.е. симультанная система в которой одновременно присутствуют вербальные послания, визуальные образы, мозаичная символика, электронные коды и, наконец, сам интерактивно включенный телезритель. Далее отмечается, что как и все масс-медийные технологии, телевидение по своей сути является симулякром, что также указывает на его постмодернистскую сущность. Что касается плюралистичности, то ее, разумеется, нельзя считать однозначно имманентной телевидению. Плюралистичность определяется в зависимости от тех задач, которые ставятся перед ним и от тех способов, какими оно их достигает. Как и любую по своему духу постмодернистскую технологию, телевидение можно поставить на службу идеалам модерна, например, если подчинить единому центру и обеспечивать с его помощью тотальный контроль и "промывку мозгов" населения. Тем не менее, отмечается, что в настоящее время налицо тенденции активного развития телевидения в направлении разнообразия в ассортименте предлагаемых программ и увеличения числа каналов, выражающих различные точки зрения, что свидетельствует о соответствии ТВ общим тенденциям мировоззрения эпохи постмодерн.

Подводя итог рассмотрению некоторых аспектов средств массовой информации и рекламы сквозь призму идей постмодернистской философии, осуществленном в данном параграфе, диссертант подчеркивает, что им специально не ставились задачи по расстановке ценностных акцентов. Главная преследуемая цель предпринятого исследования – показать на примере масс-медий и рекламы, что информационные технологии не могут быть отделены от культурного и мировоззренческого контекста, и, существуя в этом контексте, они, в свою очередь, сами начинают влиять на него. Также автором отмечается, что в постмодерном обществе как никогда раньше слились технология и мировоззрение, и поэтому особенно важно не допускать их разобщения – информационные технологии, принадлежащие по своей природе эпохе постмодерна не должны использоваться для достижения чуждых их естеству модернистских целей.

Третий параграф второй главы, названный "Глобальная сеть и киберкультура", посвящен философскому исследованию Интернета – принципиально нового средства массовой коммуникации, активно развивающегося в последние годы. Наряду с выявлением постмодернистской сущности всемирной паутины, в данном параграфе прослеживаются социокультурные импликации распространения этой новейшей информационной технологии.

В первом разделе третьего параграфа, озаглавленном "Ризома и Интернет", осуществляется наиболее общий анализ глобальной сети, в качестве ключевой категории которого используется понятие "ризома". Данный термин был заимствован Ж. Делезом и Ф. Гваттари из ботаники, где он означал определенное строение корневой системы, характеризующейся отсутствием центрального стержневого корня и состоящей из множества хаотически переплетающихся, периодически отмирающих и регенерирующих, непредсказуемых в своем развитии побегов. Разработанная в трудах французских философов(12), в дальнейшем эта категория получила широкое распространение и стала одной из важнейших в постструктурализме. В самом широком смысле "ризома" может служить образом постмодерного мира в котором отсутствует централизация, упорядоченность и симметрия.

Далее в диссертации демонстрируется, как можно с помощью этого понятия раскрыть сущность устройства и функционирования всемирной паутины Internet, применительно к которой рассматриваются все выделенные Делезом и Гваттари принципы организации ризомы-корневища, а именно: связь и гетерогенность, множественность, незначимость разрыва, картография и декалькомания. Раскрывая сущность указанных принципов, автор показывает на конкретных примерах, как они находят свое воплощение в строении глобальной сети, что позволяет ему сделать утверждение, что Интернет – это ризома. Данное высказывание не следует расценивать только как констатацию факта или же как пример приложимости, казалось бы, оторванных от жизни философских конструктов для описания окружающей нас технологической реальности. По мнению автора, понять онтологию Интернета важно не только с целью иллюстрации релевантности постмодернистских идей для интерпретации информационных технологий, но и для того, чтобы показать, как его ризоморфная конструкция влияет на социальные отношения вырастающие вокруг глобальной сети и, в конечном счете, способствует формированию киберкультуры – специфической формы культуры информационного общества.

Во второй части третьего параграфа "Киберпанк и сетевой либерализм" рассматривается ряд интеллектуальных течений, чье возникновение было инициировано развитием компьютерных и сетевых технологий, а также анализируется степень влияния их идеологии на формировании киберкультуры. Первым движением, во взглядах которого сплелись различного рода маргинальные интенции с верой в безграничные возможности компьютерной техники в плане реализации индивидуальной свободы, стало движение хакеров. хакерская субкультура, провозгласившая лозунг "Информация должна быть свободной", в дальнейшем послужила основой для движения киберпанков, в котором наиболее показательно слились технологические, культурные, философские и эстетические аспекты информационной революции. По сравнению с хакерским движением, киберпанк является более глубоким и многоаспектным явлением в киберкультуре. Его не следует рассматривать только как одно из молодежных альтернативных движений, подобных хиппи или панкам, равно как и отождествлять с одноименным направлением в научной фантастике, где на передний план выводится проблема взаимопроникновение человеческого и технологического. Киберпанк, по мнению автора, будет правильней понимать как стиль жизни, в котором особое место занимают виртуальная реальность, причем доступ в нее не должен быть ограничен никакими институтами власти. Намеченный в киберпанковских романах и фильмах, этот стиль, благодаря совершенствованию компьютерных и сетевых технологий, во многом воплотился реальность сегодняшних дней. Так, начиная с 90-х годов, все больше пользователей оказываются охваченными паутиной глобальной сети и, в результате, вовлекаются в специфическое взаимодействие как между человеком и Интернетом, так и между самими индивидами, в отношениях которых сеть начинает играть не только роль посредника, но и становится неотъемлемой составляющей, делающей возможным сам факт общения и определяющей его стиль. В телекоммуникационной среде всемирной паутины начинают действовать особые правила поведения, этические принципы, формы общения и т.д., отличные от тех, что наполняют реальную жизнь в обществе. Во многом эти установки были выработаны рассмотренными выше движениями хакеров и киберпанков, но, в настоящее время, ввиду возрастания роли компьютерной сети в жизнедеятельности людей, они перестают быть выражением взглядов каких-то локальных групп и течений, и обретают иной качественный статус. По мнению автора, в современном Интернете находят адекватное воплощение киберпанковские принципы, провозглашающие неограниченную свободу доступа к информации, основывающуюся на недопустимости создания информационных барьеров и фильтров, введения цензуры или других государственных регламентирующих ограничений, а также подчинения киберпространства единому центру. Совокупность идей, соответствующих описанному положению дел, диссертант предлагает называть сетевым либерализмом, под которым понимает неформальную идеологию, виртуально установившуюся в киберпространстве глобальной сети, главным лейтмотивом которой является максимальное ограничение вмешательства институтов власти в процесс циркуляции информационных потоков. Сетевой либерализм – это своего рода социальная, политическая, экономическая и этическая импликация тех основополагающих, онтологических принципов устройства глобальной сети, которые были охарактеризованы выше как ризоморфные. Именно в том, что Интернет по своей природе ризома, усматривается фундамент либертарианской идеологии, то есть, между физическим строением глобальной сети и вырастающими вокруг нее социокультурными явлениями утверждается непосредственная связь – без ризоморфности Интернета не был бы возможным сетевой либерализм.

Говоря о формировании киберкультуры и сетевого либерализма, автор отмечает и ряд проблем, неотступно сопровождающих этот процесс. Главная из них – это противоречие между пронизывающим всю киберидеологию постулатом о свободном доступе в сеть и реальным положением дел, указывающим на то, что возможностью пользования ей имеет лишь мизерный процент населения. Таким образом, Интернет оказывается не средством фрагментации населения на локальные микрогруппы близких по интересам людей, но и, в определенной степени, становится механизмом расщепления общества на два обширных антагонистических слоя – "виртуальный класс", т.е. техноинтеллигенцию из ученых, инженеров, программистов и т.п., и аутсайдеров, в число которых войдут наиболее неквалифицированные рабочие, различного рода маргинальные меньшинства, в общем все те группы, которые находятся на самых низших ступенях социальной лестницы. Не умаляя степень опасности подобного развития событий, автор отмечает, что обращение сетевых технологий в поляризирующую людей силу на противостоящие друг другу социальные группы глубоко чуждо постмодернистской философии, одной из основополагающих идей которой является несогласие с разделением мира по принципам бинарных оппозиций. Именно в тесном переплетении мировоззрения постмодернизма и киберидеологии, усматривается залог того, что глобальная сеть не обратиться в технологию отчуждения и сегрегации. Подводя итог рассмотрению идеологии глобальной сети, диссертант отмечает, что сетевые компьютерные технологии могут рассматриваться как еще один пример, показывающий характерную для культуры постмодерна взаимосвязь технологических и мировоззренческих новаций.

Третья часть третьего параграфа, "Гипертекст и постгутенберговая эра" посвящена оценке роли Интернета в трансформации текстового пространства информационного общества. В качестве отправной точки используется идея М. Маклюэна, что с вхождением в обиход электронных средств массовой коммуникации, приходит конец господству типа культуры, характеризующегося преобладанием линеарного текстового метанарратива, и названного в этой связи "галактикой Гутенберга"(13). Вместе с тем, отмечается что, связывать наступление "постгутенберговой эры" только с процессом вытеснения письменных и печатных форм аудио-визуальными способами трансляции информации, как это делал М. Маклюэн, в настоящее время уже не будет бесспорным. По мнению автора, последнее десятилетие, породившее глобальную сеть, внесло в этот процесс существенные коррективы, которые, в свою очередь, требуют специального рассмотрения. Речь идет о возникновении принципиально новой формы организации текстового пространства в виртуальной среде глобальной сети, где на смену одномерному тексту приходит многомерный электронный гипертекст. Последний основывается на возможности мгновенного перехода от одного объема информации к другому во всех снабженных ссылками точках, причем, наделены подобными ссылками могут быть любые произвольно выбранные места текстов. Рассматривая в этой связи текстовые пространства с точки зрения номадологии Делеза и Гваттари, диссертантом высказывается мнение, что постгутенберговая вселенная подобна бескрайней степи кочевников, а галактика Гутенберга – расчерченной границами, стенами и дорогами территории оседлых народов. Созданные в гипертекстовом формате нарративы особым образом конструируют, а точнее деконструируют текстовые структуры и способы их прочтения: от территориально ограниченной и линейно выстроенной книги мы переходим к номадическим ризоморфным детерриториализованным информационным системам. Таким образом размываются границы текстового нарратива, что делает Интернет наиболее ярким воплощением идеи интертекстуальности, ибо все ее признаки – цитатность, децентрированность, безграничность, деперсонализация автора – являются неотъемлемыми характеристиками текстовой среды сети. Очевидно, что цитатный подход заложен в саму основу применяемого во всемирной паутине языка html (Hypertext Markup Language), ведь его основа – ссылки, которые есть не что иное как указатели на смежные тексты, высказывания, источники и т.п., одним словом – цитаты в той или иной ипостаси. Также не вызывает сомнения, что гипертекст децентрирован по своей природе – стержневая идея неизбежно рассеивается в бесконечности кросс-референтных ссылок. Что касается безграничности гипертекста, то на нее указывают принципиально неограниченные масштабы виртуального пространства глобальной сети. Специфическим образом в гипертекстовой среде проявляется такая характеристика интертекстуальности как деперсонализация автора, причем последняя имеет несколько уровней, начиная с самого общего, теоретического, зафиксированного в эссе Р. Барта "Смерть автора", и заканчивая чисто юридическими и техническими аспектами, связанными, в частности, с проблемой авторского права в глобальной сети.

Завершая рассмотрение текстового пространства Интернета, диссертант обращает внимание на условность выражения "постгутенберговая эра". Им подчеркивается, что данный эпитет не следует воспринимать буквально, и тем более утверждать, что с развитием электронных средств телекоммуникации будет полностью элиминирована книжная культура. "Постгутенберговая эра" – это всего лишь метафора, но, несмотря на присутствующую образность, в ней фиксируются реальные качественные изменения, произошедшие в подходе к чтению и письму в информационную эпоху. Именно эта трансформация самой природы текста указывает на вхождение в постгутенбергову эру, ибо текст более не может мыслиться в качестве линейно выстроенного, имеющего определенную направленность, структуру и границы. то есть он перестает соответствовать принципам, наложенных как станком Гутенберга, так и мировоззрением модерна, и становится воплощением постмодернистского мироощущения.

В Заключении отмечается специфика вхождения постмодернистских идей в российскую действительность, а также подводится общий итог исследования, который может быть выражен в следующем. Между мировоззренческими и информационно-технологическими трансформациями, произошедшими в последние десятилетия в планетарном масштабе существует взаимосвязь и взаимозависимость, которая может быть дифференцирована таким образом: во-первых, возникновение постмодернистского мировоззрения не может иметь место вне информационного общества; во-вторых, технологии информационного общества онтологически базируются на постмодернистской мировоззренческой основе; в-третьих, идеи и категории постмодернистской философии наиболее адекватно раскрывают сущность новейших информационных технологий; и, наконец, без учета роли информационных технологий в формировании мировосприятия на рубеже третьего тысячелетия, не может быть четко сформулировано концептуальное содержание понятия "постмодернизм".

По теме диссертационного исследования автором опубликованы следующие работы:

– Постиндустриальное общество и культура постмодерна // Социальная философия и современность. Депонирована в ИНИОН РАН № 54741 от 21.06.99.

– Ницше и постмодернизм // Социальная философия и современность. Депонирована в ИНИОН РАН № 54741 от 21.06.99.

1. См: Baudrillard J. Simulacra and Simulation. University of Michigan Press, 1994; Deleuze G. & Guattari F. A Thousand Plateaus: Capitalism and Schizophrenia. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1987; Kroker A., Cook D. The postmodern scene: Experimental culture and hiper-aesthetics. Macmillan, 1988. Эко У. От интернета к Гуттенбергу: текст и гипертекст // Интернет. М., 1998. №6-7.
2. См.: Гулыга А.В. Что такое постсовременность // Вопросы философии. М., 1988. №12; Зыбайлов Л.К., Шапинский В.А. Постмодернизм. М., 1993; Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия. М., 1998; На путях постмодернизма. М., 1995; Иноземцев В.Л. Современный постмодернизм: конец социального или вырождение социологии // Вопросы философии. М., 1998. №9; Кутырев В.А. Пост-пред-гипер-контр-модернизм: концы и начала // Вопросы философии. М., 1998. №5; Постмодернизм и культура: материалы “круглого стола” // Вопросы философии. М., 1993. №3; Цурина И.В. Социально-политический контекст философии постмодернизма. М., 1994. и др.
3. Кузнецов М.М. Виртуальная реальность: взгляд с точки зрения философа // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. М., 1997; Розин В.М. Виртуальная реальность как форма современного дискурса // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. М., 1997.
4. Как правило, принято различать эти два понятия – “постмодерн”, что буквально означает период, наступающий после “модерна”, и “постмодернизм”, означающий самосознание культуры на данном историческом этапе, хотя иногда эти термины употребляются как синонимы.
5. См: Лиотар Ж. -Ф. Состояние постмодерна. М., Спб.., 1998.
6. См: Носов Н.А. Фома Аквинский и категория виртуальности // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. М., 1997. С. 68 – 85.
7. Делез. Симулякр и античная философия. // Логика смысла. М., 1995. С. 333.
8. Baudrillard J. Simulacra and Simulation. University of Michigan Press, 1994. Р. 85.
9. См: Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995. С. 135 – 163.
10. Kroker A., Cook D. The postmodern scene: Experimental culture and hiper-aesthetics. Macmillan, 1988. Р. 268.
11. См: Маклюэн М. Робкий гигант // Телевидение вчера, сегодня, завтра. М., 1987.
12. См: Deleuze G., Guattari F. Rhizome. P., 1976; Deleuze G., Guattari F. A Thousand Plateaus: Capitalism and Schizophrenia. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1987.
13. См: McLuhan M. The Gutenberg galaxy. L., 1962.