Изобретенный Гутенбергом в середине ХV века книгопечатный станок коренным образом изменил способ мышления и восприятия действительности, сформировав так называемого "типографского человека" – человека видящего мир сквозь черно-белую призму печатной продукции. Книга, ставшая тиражируемой и общедоступной, позволила людям преодолеть культурные и исторические границы, стала главным аппаратом в образовании и науке и, наконец, сделалась критерием, обуславливающим уровень интеллектуального развития индивида. Сообразно с логикой и структурой печатного текста формировался и особый тип культуры, характеризующийся господством линеарного текстового метанарратива. Именно так, по утверждению Маршалла Маклюэна, произошло становление "галактики Гутенберга" – универсума, в котором печатный станок явился формирующим фактором культуры индустриального общества (1). Но с вхождением в обиход электронных средств массовой коммуникации, положение дел в "галактике" в корне меняется: книга начинает сдавать позиции активно развивающимся радио, телевидению, компьютерам. На передний план выходят аудио-визуальные способы трансляции информации, вытесняя письменные и печатные формы. Человек в "глобальном объятии" продолживших его центральную нервную систему электронных медий начал плавное вхождение в постгутенберговую эру. Последнее десятилетие, породившее глобальную сеть, внесло в этот процесс свои коррективы, которые, по понятным причинам, не могли быть осмыслены Маклюэном (2), и поэтому требуют специального рассмотрения. В связи с этим, попытаемся показать какова роль интернета в формировании текстового пространства постгутенберговой эпохи.

Прежде чем начать рассмотрение специфики текста глобальной сети, следует ответить на вопрос, насколько вообще правомочно говорить в сложившейся ситуации о закате "галактики Гутенберга". Так Умберто Эко, выдвинул тезис, что интернет не удаляет, а наоборот, приводит нас обратно к Гутенбергу. Считая, что глобальная сеть радикально "путает карты" маклюэновских прогнозов(3), Эко утверждает, что посредством интернета осуществляется обратный переход от имиджевого к вербальному восприятию информации. Если телевидение, ориентирующее на зрительный образ, ведет в конечном счете к упадку грамотности, то компьютер, так или иначе предполагающий работу со словами (чтение строк на экране, ввод данных, общение в чатах), реанимирует умение работать с печатными текстами. В этом смысле, отмечает итальянский мыслитель, компьютер и Интернет возвращает людей в гутенбергову галактику, ибо пользователи применяют письменную коммуникацию. дисплей, в отличие от телеэкрана, выстраивающего мир в образах, выражает мир, подобно книге, в словах и на страницах. Рассуждая в этом ключе, Эко озвучивает гипотезу, что в ближайшем будущем общество расщепится на два класса: тех, кто смотрит только телевидение, то есть получает готовые образы и готовое суждение о мире, без права критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, то есть тех, кто способен отбирать и обрабатывать информацию (4). Таким образом выходит, что ни о какой постгутенберговой эре и не может идти речь – во всяком случае, рассуждения У. Эко неизбежно подводят нас к такому заключению. И все же, в полной мере согласиться с подобным подходом нельзя. Конечно, не вызывает сомнения, что компьютер, по сравнению с телевидением, предоставляет возможность более интеллектуальной коммуникации, развивает элементарную грамотность и учит работать с текстовым материалом, то есть так или иначе выводит на передний план вербальный печатный текст. В этом смысле Гутенберг живет и в сети. Но, вместе с тем, коренным образом меняется способ построения текстового пространства – на смену одномерному тексту приходит многомерный электронный гипертекст. Именно эта качественная трансформация самой природы текста указывает на вхождение в постгутенбергову эру – текст более не может мыслиться исключительно в качестве линейно выстроенного, имеющего определенную направленность, структуру и границы. то есть, он перестает соответствовать принципам, наложенных как станком Гутенберга, так и мировоззрением модерна, и становится воплощением постмодернистского мироощущения.

Итак, в чем же заключается специфика гипертекста, позволяющая говорить о его принципиальной новизне? Если обычный текст является линейным, и двигаться в его пространстве возможно только в направлениях, ограниченных одной плоскостью, то ризоморфный гипертекст открывает новые "поперечные" измерения в текстовом универсуме. Читая книгу, мы не можем покинуть ее пределов, при этом не расставаясь с ней. Когда ее содержание вынуждает обратиться к другим источникам, то нам приходится отложить один текст, уйти за рамки его пространства и переключить свое внимание на другой, такой же принципиально одномерный и территориально ограниченный текст. Гипертекст полностью меняет ситуацию. Применяемый во всемирной паутине язык html (Hypertext Markup Language), обеспечивает мгновенный переход от одного текста к другому (5), причем, для этого не нужно покидать пространство исходного текстового поля: стоит указать на снабженное гиперссылкой слово или предложение – и перед вами связанный с ним текст, первоначальный текстовой фрагмент при этом не исчезает, а лишь уходит на некоторое время на второй план. Текст, не теряя свои пространственных очертаний, обретает иное измерение, где он становится в буквальном смысле бесконечным, ведь от одной ссылки можно двигаться к другой и так далее без конца. Характерно, что переключаться таким образом можно на текстовые нарративы совершенно иного рода – пути, по которым ведут нас ссылки непредсказуемы. Находясь в одной точке ризоматического пространства гипертекста мы можем вдруг оказаться "где угодно". И не удивительно, что в несколько переходов можно добраться "от сосиски до Платона" (сосиска — свинтус — щетина — кисть — маньеризм — идея — Платон) (6). Языковые игры в глобальной паутине не имеют пределов и не знают ограничений – перекрестные ссылки всегда открывают новые горизонты. В сети нет прямых путей, и нет такого пункта где они сходились бы вместе. Как отмечал М.М. Кузнецов, маршруты навигации по гипертекстовой структуре сети Internet вряд ли могут быть сопоставлены с тем, который был проложен первопроходцем текстового нарратива Одиссеем, открывшим измерение линеарного пространственно-временного континуума (7). На место космоса приходит "хаосмос" (Джойс), на смену одиссеи приходит "хаодиссея" (Делез).

В этом смысле способ организации текста в сети Интернет соответствует основным идеям номадологии, разработанных Делезом и Гваттари в "Тысяче поверхностей"(8). Если рассматривать с точки зрения номадизма текстовые пространства, то можно утверждать, что постгутенберговая вселенная подобна бескрайней степи кочевников, а галактика Гутенберга – расчерченной стенами, границами и дорогами территории оседлых народов. Человек, находящийся на просторах Интернета в определенной степени становится номадом – кочевником, населяющим пространство, метки которого постоянно смещаются вместе с его трассой. Обитатель сети сращен с пространством также как и номад, только его мир не степь, а гиперреальность, в которой и проходят его бесконечные путешествия. Он двигается и одновременно остается на своем месте – подобно кочевнику, он путешествует сидя, но не в седле коня, а в кресле за компьютером. Таким образом, созданные в гипертекстовом формате нарративы особым образом конструируют, а точнее деконструируют текстовые структуры и способы их прочтения: от территориально ограниченной и линейно выстроенной книги мы переходим к номадическим ризоморфным детерриториализованным информационным системам.

Продолжая рассматривать гипертекст в контексте постмодернистской философии, мы хотели обратить внимание на его интертекстуальность. Данное понятие интертекстуальности, введенное в 1967 году Юлией Кристевой и ставшее впоследствии одной из основных топик постмодернизма, имеет ряд значений (9). В узком смысле интертекстуальность означает включение одного текста в другой, но в практике постмодернизма этот термин получил более пространное толкование. Интертекстуальность, понимаемая в широком смысле, означает размывание границ текста, в результате которого он лишается законченности и закрытости, становится внутренне неоднородным и множественным. Примечательно, что нигде данный феномен не находит столь исчерпывающего воплощения, как в гипертекстах сети Internet. Интернет с полным правом можно назвать великим интертекстом эпохи постмодерна. Какие бы мы не взяли признаки интертекстуальности – цитатность, децентрированность, безграничность, деперсонализация автора – все они являются неотъемлемыми характеристиками текстовых нарративов сети. Очевидно, что цитатный подход заложен в саму основу языка html – ссылки есть не что иное как указатели на смежные тексты, высказывания, источники и т.п., одним словом – цитаты в той или иной ипостаси. Также не вызывает сомнения, что гипертекст децентрирован по своей природе – стержневая идея неизбежно рассеивается в бесконечности кросс-референтных ссылок. Что касается безграничности гипертекста, то масштабы виртуального пространства глобальной сети говорят сами за себя – электронный космос не знает никаких границ и барьеров.

Специфическим образом в гипертекстовом пространстве выявляется такая характеристика интертекстуальности, как деперсонализация автора. Остановимся на этом аспекте поподробнее, тем более, что проблема авторства в сети имеет несколько уровней. В самом общем плане растворение автора в Интернете, так же как и в любом тексте, осуществляется в соответствии со схемой, предложенной Бартом в знаменитом эссе "Смерть автора"(10). Теоретик постструктурализма утверждал, что в произведении "говорит" не автор, а язык, и поэтому читатель слышит голос не автора, а текста, организованного в соответствии с правилами "культурного кода" своего времени и своей культуры (11). В этом смысле гипертексты глобальной сети являются скорее "надличными" созданиями постмодерной культуры, чем творениями автономных индивидов. Сама технология ссылок предполагает "множественность" авторов, то есть делает невозможным существование безотносительного, обособленного, замкнутого текста. В глобальной сети именно ссылки конституируют онтологический статус текста, ибо лишенный их, он становится невостребованным и умирает, затерявшись в информационном океане Интернета. Таким образом, становится очевидным, что деперсонализация автора определяется перекрестной структурой гипертекста, но, наряду с этой "генетической" обусловленностью, существует ряд других, технических и юридических факторов, трансформирующих идею авторства в глобальной сети. Текст, помещенный в пространстве сети, отдается в свободное пользование, автор при этом отчуждает от себя произведение и фактически лишается своих привилегий – авторских прав и гонораров, составляющих незыблемый фундамент печатной культуры. Интернет начинает играть роль публичной библиотеки, где тексты принадлежат не авторам и издательствам, а безличной сети, в которой становятся доступными для всех желающих. Как утверждал Майкл Джойс, авторство становится "чем-то вроде бесконечной джазоподобной истории"(12). Безусловно, в этом есть много отрицательных сторон, например, любой желающий может отсканировать любую книгу и без ведома ее создателей поместить на своей гипертекстовой странице. Разумеется, такой вариант развития событий коренным образом отличается от того, когда текст размещается непосредственно лицом его написавшим. Проблема авторства в сети так или иначе будет решаться, но, по-видимому, установить в полной мере контроль в этом вопросе будет довольно трудно ввиду либеральной сущности Интернета. В сети нет удостоверений личности, и никто не даст вам гарантий, что за именем автора на самом деле скрывается обозначенный человек; да и ценность текста скорее определяется не именем и регалиями его создателя, а конкретным содержанием и востребованностью. Более того, возникает вопрос о теоретическом пересмотре области авторского права, то есть о том, насколько текст произведения является незыблемым и закрытым для постороннего вмешательства, выражающимся в изменении, копировании, уничтожении(13). Пока остается не в полной мере ясным, каким образом будут решаться проблемы аутентичности автора, сохранности оригиналов текстов, а также цитирования и ссылок на интернетовские тексты в научных работах. Однако сам круг поставленных проблем свидетельствует о трансформации понятия авторства в гипертекстовых массивах. Так или иначе, но можно с уверенностью сказать, что в век гипертекста сами технологии накладывают отпечаток на персону автора, приводя ее к дальнейшей деперсонализации, тем самым на уровне новейших информационных технологий подтверждая идеи постструктуралистов.

Уже из вышеприведенного краткого обзора специфики гипертекста становится очевидным, что по своей сущности он представляет сугубо постмодернистский феномен. В принципах его организации находят воплощение практически все основные мировоззренческие установки постмодерна – плюрализм, децентрация, фрагментарность, интертекстуальность. Постмодернистский электронный гипертекст по своей сути противоположен модернистскому печатному тексту. Именно это и позволяет нам связывать с его распространением наступление постгутенберговой эры. Но есть еще один момент указывающий на глубокое различие в самой природе типографского и электронного текста, который нельзя оставить без внимания. Если обычный текст строится из набора букв – своего рода атомов, дальше которых дробление текста невозможно, то символы электронного текста изначально не имеют ничего общего с буквами – это бинарные комбинации из нулей и единиц. То есть, электронный текст в своей основе опирается на принципиально иной, машинный язык и возникает закономерный вопрос, каковы прагматические последствия подобной трансформации? Ответ на него выходит за рамки данного исследования, тем более, это вопрос скорее сравнительной филологии, чем социальной философии, поэтому на данном этапе будет целесообразным ограничиться лишь постановкой проблемы. Тем не менее, при анализе нарративов глобальной сети, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что электронный постгутенберговый текст имеет принципиально иную знаковую основу, чем печатный гутенберговый, что лишний раз указывает на их неотождествимость. .

В заключении хотелось бы сделать небольшую реплику по поводу условности выражения "постгутенберговая эра". Хотелось бы подчеркнуть, что данный эпитет не следует воспринимать буквально, это всего лишь метафора, но, несмотря на присутствующую образность, в ней фиксируются реальные качественные изменения, произошедшие в подходе к чтению и письму в информационную эпоху. И, конечно, из наступления "посгутенберговой эры" не следует делать скоропалительных выводов о смерти печатной продукции. Книга не умрет, ибо в ней присутствует особая магия; чтение текста с экрана монитора не доставляет того расслабления и удовольствия, которое мы получаем, листая книжные страницы. Но то, что гипертекст вытеснит бумажную продукцию в науке, производстве, образовании – да и вообще в любом виде деятельности предполагающем работу с достаточно большим объемом разноплановой информации, в этом сомневаться не приходится. Возможности, предоставляемые глобальной сетью Internet в этом плане безграничны. Создание всевозможных баз данных, компьютеризация библиотек, перевод информации в электронную форму – все это признаки вхождения человечества в век гипертекста, в период, который с полным правом можно назвать "постгутенберговой эрой".

1. См: McLuhan M. The Gutenberg galaxy. L., 1962.
2. Маклюэн скончался в 1980 году.
3. Эко У. Под Сетью (интервью с Л. Маршаллом) // Искусство кино. М., 1997. №9. С. 133.
4. Эко У. От интернета к Гуттенбергу: текст и гипертекст // Интернет. М., 1998. №6-7. С. 91 – 92
5. Скорость зависит от возможностей линий связи.
6. Пример взят из книги У. Эко "Маятник Фуко", М., 1998. С.267.
7. Кузнецов М.М. Виртуальная реальность: взгляд с точки зрения философа // Виртуальная реальность: Философские и психологические аспекты. – М., 1997. С. 87.
8. См: Керимов Т. Х. Номадология / / Современный философский словарь. М., 1996. 608 с. 320 – 326.
9. См. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. С. 224 – 226; Современное зарубежное литературоведение. М., 1996. С. 215 – 221; Современный философский словарь. М., 1996. С. 228 – 229.
10. См: Барт Р. Смерть автора // Избранные работы: семиотика, поэтика. М., 1989. С. 384 – 391.
11. Ильин И.П. Деперсонализация // Современное зарубежное литературоведение. М., 1996. 320 с.
12. Цит. по: Эко У. Под Сетью (интервью с Л. Маршаллом) // Искусство кино. М., 1997. №9. С. 136.
13. В предисловии к распространенной по сети "Декларации независимости киберпространства Джон Барлоу прямо заявляет, что каждый может изменить название, скопировать и разместить его текст так, как считает нужным