Что побуждает личность подчинять свое поведение определенным нравственным принципам, причем даже тогда, когда это требует от нее немалых усилий?

Самый простой ответ: сила обычая. Однако такой ответ хоть и кажется очевидным, по мало что объясняет. Во-первых, обычай всегда конкретен, он точно указывает, при каких условиях какие действия надо совершать (студентам при входе лектора в аудиторию — приветствовать его вставанием; накануне Нового года — наряжать елку; в день рождения — делать имениннику подарки). В отличие от этого, моральные нормы и правила выражаются в абстрактных формулах («делай добро», «будь милосерден к слабым», «уважай старших » ), которые в различных ситуациях каждому индивиду приходится самому конкретизировать применительно к обстоятельствам. Во-вторых, обычай однозначен, он не дает человеку выбора способа действий. Вести себя «по обычаю» —значит просто копировать принятые формы поведения («все так делают», «я как все»). А нравственное поведение основано на моральном выборе: оно предполагает, что у человека имеются альтернативные возможности, из которых он выбирает то, что считает нужным сделать. При этом он может совершать поступки, которые являются «необычными» (например, выдающийся, геройский поступок). В-третьих, обычаи специфичны — они различны в разных жизненных ситуациях, у разных народов и даже в разных группах, компаниях, организациях (скажем, у одной группы студентов сложился обычай усаживаться на лекциях в передние ряды, а у другой — занимать места на «галерке»; при расчете с официантом в одних ресторанах по обычаю надо давать ему чаевые, а в других — наоборот, не давать). Нравственные принципы же всеобщи и устойчивы. Они далеко не столь гибки, чтобы их можно было изменять, приспосабливая к тому или иному случайно сложившемуся в какой-то социальной группе обычаю. Их необходимо придерживаться независимо от обстоятельств, и если человек меняет их смотря по обстоятельствам, то вряд ли можно признать такое поведение нравственным. В-четвертых, человек может отказаться делать то, что предписывает обычай, если сочтет, что это будет аморально. Стало быть, обычай может оцениваться в свете моральных принципов как нравственный или безнравственный, а это значит, мораль «выше» обычая, имеет приоритет над ним.

Итак, ссылка на обычай не решает поставленный вопрос. Но обычай есть один из социокультурных механизмов организации человеческого поведения. В основе этой ссылки лежит, по-видимому, здравая идея: искать решение вопроса именно в механизмах такого рода. Есть другой, сходный с обычаем, социокультурный механизм: общественное мнение. Оно выражается в разнообразных формах. Это и оценки, высказываемые в средствах массовой информации, и суждения авторитетных деятелей культуры, и мнения, распространенные в какой-то социальной группе, организации, коллективе, семье или в некотором случайно образовавшемся собрании людей. Когда проводится социологический опрос, выясняются варианты общественного мнения по какому-либо вопросу в опрашиваемом слое населения. Когда в автобусе или на скамеечке около дома матроны выше среднего возраста осуждают «распущенность молодежи», они выражают общественное мнение своего поколения по этому поводу. В общественном мнении основными средствами морального воздействия на личность являются процедуры убеждения и психологического вознаграждения (одобрение, приветливая улыбка, похвала и т. д.) или наказания (критика, недовольный взгляд, брань, бойкот и пр.). Сила общественного мнения, несомненно, способна оказать сильнейшее давление на личность и принудить ее выполнять господствующие в обществе нормы морали. Однако общественное мнение, во-первых, не всегда справедливо и обосновано. Оно может заблуждаться, и безоговорочно принимать его за истину нельзя. Во-вторых, оно часто бывает далеко не единодушным. В простых случаях, когда оценка какого-то человеческого поступка очевидна для всех, общественное мнение действительно является могучей силой, заставляющей человека следовать моральным нормам культуры. Но даже и тогда личность может противостоять общественному мнению. А если нравственная оценка поступка в общественном мнении затруднена (сам поступок допускает неоднозначное толкование или мало кто может узнать о поступке и обо всех сопутствующих ему обстоятельствах), то воздействие общественного мнения на личность оказывается часто малоэффективным. Так что ссылка на силу общественного мнения лишь частично объясняет, почему люди подчиняют свое поведение нравственным принципам, несмотря на то, что это не всегда легко сделать. Для общего ответа на этот вопрос ее недостаточно.

Остается призвать, чтокроме общественного мнения, есть еще какая-то сила, которая побуждает личность вести себя в соответствии с определенными нравственными принципами. Эта сила — не вне личности, а в ней самой. Механизм действия этой силы представляет собою интериоризованный (превращенный из внешнего во внутренний), ставший внутренним дедом личности социокультурный механизм общественного мнения. Формирование его начинается с раннего детства и проходит три этапа.

На первом этапе у ребенка возникает элементарная нравственность. Она основана на послушании и подражании. Ребенок копирует поведение взрослых и выполняет их указания и требования. Здесь нет еще осознания нравственных принципов. Регуляция поведения идет, в основном, извне. Однако уже на этом этапе интериоризуются и входят в привычку некоторые элементарные нормы поведения, вырабатываются внутренние психологические установки на доброжелательность (или, наоборот, недоброжелательность) в отношении к другим людям, сочувствие (или равнодушие) к ним, сострадание (или жестокость) и т. п. Многое в нравственном облике растущей личности будет зависеть от того, какого рода требования и образцы поведения окажутся более эффективно интериоризованными.

Некоторые люди в своем нравственном развитии останавливаются на этом уровне и пребывают на нем и во взрослом возрасте. Это инфантильные личности, не имеющие внутреннего нравственного стержня, полностью зависящие в своем поведении от среды, от указаний авторитетного для них человека и подчас рабски выполняющие чуть ли не любые его требования. Уровень их нравственности определяется, большей частью, тем, кто дает им образцы и предписания к действиям. Оказавшись под влиянием преступника, они могут впасть в любые формы девиантности, а под влиянием высоконравственной личности могут вести себя вполне порядочно. Главный мотив, побуждающий такую личность следовать моральным нормам, — страх, боязнь наказания за их нарушение.

Второй этап — конвенциональная нравственность. В основе ее также лежит еще, главным образом, внешняя моральная регуляция. Однако на этом этапе происходит выработка собственных представлений о том, «что такое хорошо и что такое плохо ». От усвоения отдельных Образцов хорошего и плохого поведения подросток переходит к более обобщенным взглядам на добро и зло, в свете которых оцениваются люди и их поведение. Важную роль приобретает сравнение себя с другими и самостоятельная нравственная оценка как своих,, так йчужих поступков. Появляется мотив соревнования с другими за занятие достойного места во мнении окружающих и активное стремление поступать так, чтобы не только избежать порицания, но и заслужить одобрение сих стороны. Конвендиальная нравственность ориентирована, таким образом, на общественное мнение окружающих. При еще недостаточной самостоятельности нравственного сознания личности господствующие в общественном мнении моральные установки воспринимаются как необходимые для выполнения. Критического отношения к ним нет. Личность следует этим установкам не потому, что внутренне принимает их как обязательные для себя, а потому, что старается быть «хорошей» в главах общественного мнения.

Конвенциальная нравственность для многих людей остается в течение всей жизни главным регулятором их поведения. Эти люди держатся в нормах морали, чтобы, по крайней мере, слыть достойными уважения. Для них действительно решающую роль играет сила общественного мнения. Если бы не общественное мнение, они, возможно, вели бы себя иначе, а подчас, когда могут сохранить свои действия втайне от него, и на самом деле совершают аморальные поступки. Главные мотивы, движущие ими при выборе линии поведения — стыд и честь. Чтобы не опозориться, чтобы не было стыдно, чтобы сохранить свою честь или честь своего рода, они могут быть готовы на любые подвиги. Но — если это будет известно, если это позволит им отличиться, принесет признание и славу. Когда Фамусов в «Горе от ума» восклицает: «Ах! Боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексевна!», — им движут стыд и честь (вернее, страх «потерять честь»). Если бы он был уверен, что случившиеся в его доме события не дойдут до ушей «Марьи Алексевны», т. е. светского общества, он бы, наверное, не столь остро переживал их.

Наконец, на третьем этапе формируется автономная нравственность. Здесь происходит интериоризация общественного мнения. Личность как бы сама становится его носителем, она замещает его собственным суждением об этичности или неэтичности своих поступков. Автономная нравственность — это моральное саморегулирование своего поведения. Она автономна, ибо находится внутри личности и не зависит от того, что скажут другие люди. Человек совершает «хорошие» поступки не потому, что ему за это заплатят , что его похвалят за них или осудят за то, что он их не сделал, а потому, что у него есть внутренняя потребность совершать их, и он не может иначе.

Академик Д. С. Лихачев на вопрос, трудно ли быть порядочным Человеком, отвечал: нет, очень легко: всегда делаешь то, что хочешь.

Главный мотив нравственного поведения здесь — совесть. Если стыд — чувство, направленное вовне, выражающее ответственность человека перед другими людьми, то совесть направлена вовнутрь личности и есть выражение ответственности ее перед самим собою. В совести нравственные принципы, извлеченные личностью из поля культурных норм, превращаются в интериоризованные императивы. Голос совести — это голос общества внутри нас, голос культуры, ставший нашим собственным голосом. Сомерсет Моэм писал, что общество пускает в ход против личности три оружия — закон, общественное мнение и совесть; от первых двух личность может защититься, но от совести защиты нет, ибо она «предатель в собственном стане». «Если хочешь спать спокойно, возьми с собой в постель чистую совесть», — гласит древняя мудрость. Кант называл совесть «внутренним судилищем в человеке». «Каждый человек имеет совесть, и он всегда ощущает в себе внутреннего судью, который наблюдает за ним..., и эту силу, стоящую на страже законов в нем, не он сам себе (произвольно) создает, она коренится в его сущности. Она следует за ним, как его тень, когда он намерен ускользнуть от нее. Он может с помощью наслаждений и развлечений заглушать или усыплять себя, но он не может избежать того, чтобы время от времени не прийти в себя или очнуться, и тогда он тотчас слышит грозный ее голос. При своей крайней развращенности он может, пожалуй, дойти до того, чтобы никогда не обращаться к ее голосу, но он не может не слышать его».

Человек как существо, обладающее совестью, оказывается, как подчеркивает Кант, раздвоенным на «Я», которое с трепетом стоит перед судом, и другое «Я», которое обвиняет и судит. Но так как оба эти «Я» все нее принадлежат одной и той Же личности, то получается, что обвиняемый является своим собственным судьей. Это, говорит Кант, есть «нелепое представление о суде, ведь в таком случае обвинитель всегда проигрывал бы». Но совесть как «внутренний судья» способна противопоставить себя «подсудимому», потому что она действует как бы от имени другого лица — «идеального лица. которое разум создает для самого себя». Это лицо, чье суждение выражает совесть, должно мыслиться всеведущим и всевластным (иначе его решения не имели бы силы). А поскольку такое существо называют Богом, постольку «совесть должна мыслиться как субъективный принцип ответственности перед Богом за свои поступки». Совесть нередко и именуют «гласом Божьим». Но Кант, который считает недоказуемым религиозный тезис о существовании Бога, подчеркивает, что изданного толкования совести не следует, что действительно есть некое «всеведущее и всевластное существо» вне человеческой личности. Такое существо является лишь идеальной, мысленно представляемой инстанцией внутри личности. Можно сказать, что оно есть идеальный образ нравственности или отраженный в личностном сознании идеал нравственной культуры — этический идеал.