Эта тема посвящена рассмотрению той ситуации, в которой находится человек и культура и образование в конце нашего столетия. Поскольку именно в культуре дух человека обретает свое бытие, т.е. именно культура, прежде всего через образование задает содержание и, что более важно, стиль, характер мышления и отношения человека к миру, то важно выяснить, насколько бытие его духа, формируемое культурой (т.е. содержание и стиль мышления), соответствуют реальному бытию человека. Оценивая это соответствие многие философы, мыслители, писатели, деятели культуры ХХ века, приходили к выводу, что европейская культура и цивилизация переживают кризис, так как они не могут обеспечить, несмотря на свои великие достижения, счастливой и гармоничной жизни человека. Образованный и цивилизованный человек ХХ века оказался не в состоянии обеспечить ни себе, ни человечеству счастья и мира. В чем дело?

1. Две модели кризиса культуры

Идущее к своему завершению двадцатое столетие началось, прошло и, можно сказать, заканчивается под знаком кризиса.

Эта идея присутствует практически во всех значимых произведениях нашего столетия. Авторы минувшего рубежа веков писали об упадке и декадансе, поразившем европейское общество, ученые середины века писали о кризисе экономического развития общества, рожденного исчерпанием ресурсов, а интеллектуалы наступающего рубежа столетий обсуждают проблемы смены парадигмы социокультурного развития европейской цивилизации. И, конечно, существовали и существуют разные взгляды на природу и сущность кризиса. Но среди всего их многообразия можно выделить две основные модели кризиса. Одну из них представляет позиция О. Шпенглера, другую - Э. Гуссерля.

"Закат Европы" Шпенглера, книга, которая самим своим названием в начале века провозгласила конец европейской культуры, объясняет кризис тем, что европейская культура, как и всякая культура, достигла периода, когда исчерпывается ее творческая сила и начинается естественное умирание культуры, так как всякая культура это живой индивидуальный организм истории. Этот процесс, считает Шпенглер, невозможно предотвратить, как и невозможно предвидеть, что может прийти на смену старой культуры. "Каждая великая культура, - пишет немецкий философ, - есть не что иное, как осуществление и гештальт одной-единственной своеобразной души".

Э. Гуссерль в своей последней работе "Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология" в кризисе науки, точнее даже в кризисе рациональности, видит источник кризиса европейского человечества. А кризис рационального мышления порожден, по его мнению, тем, что оно оторвалось "от сущего", потеряло связь с действительным миром, с "жизненным миром" человека и пытается конструировать идею некоего "мира вообще" . Наука, превратившаяся в технику счета и моделирования, и основанная на такой науке культура не могут дать рациональной установки жизни человека, они ничего не могут сказать об истине его жизни, а видят ее только как непрерывную "цепь иллюзорных порывов и горьких разочарований" . Выход из кризиса этот немецкий философ видит в возвращении той первоначальной установки рационального мышления, которая сложилась в античной культуре и которая, как считает философ, ориентировала мышление на вечные основания бытия человека.

Думаю, что гуссерлевская интерпретация сущности кризиса европейской культуры более продуктивна. Во-первых, потому что она вбирает в себя шпенглеровскую модель как свою часть, видя в идее рациональности своеобразный прафеномен европейской культуры. Во-вторых, потому что она дает возможность поиска выхода из кризиса, возможность формирования представлений о новом состоянии культуры.

2. Культура в новой исторической реальности

Динамичное индустриальное развитие ХIХ века привело к становлению новой предметной реальности в двадцатом веке. Если в момент рождения самого понятия "культура" философы обозначили этим понятием вторую природу, природу рукотворную, которая существует наряду с природой первой, нерукотворной, то в наш век эта "вторая" природа уже давно стала и первой, и последней. Нерукотворная природа на планете Земля оказалась загнана в резерваты - в заповедники и национальные парки, в "красные книги" и зоопарки, в которых она доживает свои последние дни. Вокруг человека осталась только "природа" предметного мира, который разрастается с невероятной быстротой, порождая все новые и новые предметы и их сочетания.

Глобальная предметная среда требует от человека нового отношения. С ней уже нельзя обращаться так, как человек обращался с той второй природой, когда он создавал ее, постепенно вводя в ее систему новые предметы. Зайдя в этнографическом музее в крестьянскую избу, мы поражаемся гармонии ее бытовой среды - все предметы имеют свое собственное место, все они пригнаны друг к другу и живут одним миром. Но ведь никто не создавал этот мир как единый мир, каждый предмет этого мира создавался отдельно. А единство возникло благодаря тому, что предметы долгое время жили вместе, что каждый из них, входя в этот мир, постепенно "притирался" ко всему своему окружению и постепенно находил свое место в ансамбле предметного мира.

Современный предметный мир не дает времени для естественной гармонизации всех своих составляющих. Необходимо сразу проектировать предметную среду, а не отдельный предмет или даже ряд предметов. Современный инженер, изобретатель предметов, не может быть проектировщиком этого предмета, или этой машины, он должен создать целостную среду. Поэтому он не может мыслить как "узкий" специалист, он должен мыслить глобально и должен быть инженером-универсалом. Но инженер-специалист вырастает на базе определенной технической науки и того типа мышления, который вышел из естественных наук и взрастил техническую рациональность. А на какой базе вырастет инженер-универсал? Такой базой должно стать знание о законах жизни предметного мира как единого и как специфического бытия. Законы этого бытия - законы культурного мира, отличного от природы. Но эти законы еще мало известны, во всяком случае, они не стали предметом изучения инженера. Для современного инженера требуется системное мышление, требуется мышление экологически безопасное. Системное же мышление и мышление экологическое, которое изначально, самой логикой своего рассуждения ориентировано на такое изменение среды обитания и такое проектирование "второй" природы, которое не будет противоречить первой природе, не может возникнуть на путях изучения существующих технических наук и на базе законов естествознания, оно может возникнуть только на путях изучения законов и принципов жизни культурного бытия. Вот почему значимо становится изучение культуры.

Двадцатое столетие характеризируется и становлением новой социальной реальности, которая также непонятна без знания культуры. Можно отметить несколько особенностей этой новой общественной реальности.

Во-первых, возникла такая общественная действительность, которая порождает неизвестную ранее мобильность человека. Человек уже не привязан к одному месту своей социальной жизни, как это было прежде. Он не живет всю жизнь в одном селе или в одном и том же городе, а достаточно часто меняет место своего проживания. Он не остается всю жизнь на одном и том же месте работы, а имеет возможность менять и место работы и даже род своих занятий. Он не остается постоянно членом одного и того же общественного класса, социальной группы или страты, а может изменять свой общественный статус, повышая или понижая его. Наконец, эта мобильность проявляется просто в том, что каждый человек необычайно расширяет свои контакты с другими людьми. В течение одного дня житель большого города вступает в контакты с сотнями людей в транспорте, в магазинах, на работе, в местах развлечения и т.д. Все это ставит человека в новые условия поведения. Если раньше он постоянно имел дело с одним и тем же социальным окружением, с повторяющимися ситуациями и сходными проблемами, для которых культура сообщества выработала и закрепила в традиции определенные способы решения и действия, то в современных условиях индивид постоянно сталкивается с такими ситуациями, для действия в которых нет готовых норм или культурных предписаний. Человек сам должен решить, как он должен поступать. Он должен уметь социально грамотно строить свое поведение. Социально мобильный человек должен не только быть привержен какой-то культурной традиции, но и уметь выходить за нее и создавать новую культурную традицию. А это требует знания культуры.

Во-вторых, двадцатый век со всей очевидностью продемонстрировал становление "всемирного бытия людей" (К. Маркс) - всемирная история стала реальностью. Об этом свидетельствуют мировые войны, мировые кризисы, всемирные выставки, всемирные игры, соревнования на первенство мира, всемирные транспортные и информационные связи, общемировой рынок и мировые державы и т.д.. И каждый человек, осознает он это или нет, оказывается перед лицом всемирного бытия, а часто оказывается в ситуации ответственности за это бытие. В.С. Библер говорит о существовании в ХХ веке человека "наедине с историей", ибо в ситуации войны, концлагеря, переселения и т.п. он вырывается из обычных форм жизни и отбрасывается к "изначальным историческим решениям" . В экстремальных ситуациях своей жизни, которыми ХХ век щедро награждал людей, человек ставится перед кардинальным выбором, жизненно значимым выбором. В эти моменты жизни, когда от твоего решения зависит вся твоя будущая жизнь, со всей наглядностью встает перед взором человека вся культура - что выбрать, каким ценностям отдать предпочтение. И эта связь с культурой определит дальнейшую судьбу данного человека, а вместе с тем и судьбу многих других. И снова мы видим как социальные и личностные судьбы упираются в культуру.

В-третьих, новая социальная реальность поставила человека в абсолютно необычную и ранее неизвестную ему нравственную ситуацию. Обычно все моральные ценности и нормы получали свое подтверждение и содержание в непосредственном контакте одного человека с другим, моральный горизонт человека совпадал с границами результатов его поступков, он видел последствия своего морального деяния, и это становилось основой его нравственного развития. Он страдал или радовался вместе с теми, кто оказывался в зоне его морального действия. Его совесть (со- ведение, совместное знание) говорила ему голосом другого, которого он знал. А сейчас? Наш современник, мы с вами можем совершить такие поступки, последствия которых либо нам будут неизвестны, либо мы их непосредственно не воспринимаем. Это может случиться, когда мы в автобусе, метро или где-нибудь еще своими действиями задеваем нам совершенно незнакомого человека, с которым мы больше никогда не встретимся. Это может случиться и в более серьезной ситуации, когда кто-то и где-то принял решение, совершил какое-то действие, а пострадают от этого в другом месте, а может быть и в другое время сотни, а то и тысячи или десятки тысяч людей. Как быть в этом случае с нравственной ответственностью, если не нарушен никакой закон и человек не несет юридической ответственности? Как поставить "виновника" нравственного проступка, который себя совсем так не чувствует, перед судом совести? Современный немецкий философ Карл Апель говорит о необходимости разработки принципов этической рациональности, на которых должна быть основана коммуникативная общность, члены которой одним и тем же способом объясняют и понимают сложные, "многоходовые" ситуации . Философы заговорили о необходимости перехода от этики добродетелей к институциональной этике . В прошлые века только мудрецы прозревали необходимость расширения горизонта нравственной ответственности человека до пределов всего человечества, сейчас же это потребность нравственного сознания каждого человека. Идея нравственного сознания, выстраданная человечеством - "люби ближнего как самого себя", несмотря на всю свою значимость, явно требует дополнения в направлении изменения ориентации нравственного сознания. Мы живем в мире, где любить надо также и дальнего, причем не как себя, а как его, со всеми его особенностями, которые могут быть совершенно непохожи на наши.

И мы снова видим необходимость исследования культурного бытия человека как бытия нравственного, без чего будет трудно, а то и невозможно разрешить многие проблемы нашей жизни.

Наконец, изменилась и сама культурная реальность, с которой имеет дело человек двадцатого столетия. Культура не просто предоставляет сейчас человеку какую-либо информацию, или культура не просто требует от человека осмысления и правильного восприятия своего содержания, она требует от человека умения работы с самой информацией. Информационная революция в ХХ веке не только породила новые информационные технологии, но вызвала быстрый рост информации как в количественном - рост ее объема, так как и в качественном отношении - возникновение новых смыслов, новых ценностей, видов искусства, жанров, наук, отраслей знаний и т.п. Общение с культурой становится эффективным только при условии вuдения и знания самих принципов жизни смыслов и значений культуры, способов организации культурного пространства и свободного движения в этом пространстве.

Все это говорит о том, что одним из важнейших условий выхода из кризиса культуры, в котором оказалась цивилизация ХХ столетия, является углубление самого знания о культуре, которое даст возможность человеку успешно действовать в культурном бытии.

А в каком состоянии находится знание о культуре?

3. Философия культуры среди парадигм философского мышления

Когда Христос на допросе у Понтия Пилата заявил: "Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине", то услышал в ответ: "А что есть истина?" Образованный представитель греко-римского мира, искушенный в делах политики, а, следовательно, и диалектики, Понтий Пилат знал, что это не простой вопрос, что уже много веков греческая философия и римские мыслители ищут на него ответ. Он знал, что есть разные ответы на этот вопрос, а тут какой-то провинциал (будем помнить, что Иудея была далекой провинцией для римлянина) вдруг заявляет, что он пришел свидетельствовать об Истине. Естественно, что Пилат спросил его: "А что есть истина?"

Под знаком этого вопроса родилась европейская философия. Под знаком этого вопроса она развивалась и развивается вот уже более двух с половиной тысяч лет. Ответы на этот вопрос определяли как тип философского мышления, так и тип действия и жизнь европейского человека.

Знать истину - вот главное устремление разумного человека, вот главный смысл его жизни учила философия. Беспокойная совесть философии Сократ заявил на суде своим судьям, что если бы они отпустили его со словами: "Иди, Сократ, и больше не занимайся этими исследованиями, оставь философию, а если будешь еще раз в этом уличен, то должен будешь умереть", то он, Сократ, ответил бы им так: "Я вам предан, афиняне, и люблю вас, но слушаться буду скорее бога, чем вас, и, пока я дышу и остаюсь в силах, не перестану философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, что надо об истине и о душе заботиться, а не о деньгах, славе и почестях" . Так родилось мотто всей истории европейской философии: "Платон мне друг, но истина дороже!"

Благородная и бескорыстная преданность истине! За этой фразой - и сам Сократ, пьющий чашу с ядом во имя своих убеждений, и бесстрашие Д. Бруно, идущего на костер ради истины, и мужество Пастера, прививающего себе культуру бактерий, и образ ученого, отрешившегося от всего ради истины. Но так ли уж благородна эта преданность? Может быть, стоит подумать о весе и значимости ценностей дружбы и научной истины для человека. Во всяком случае, в канун ХХI века выбор между истиной и другом не кажется столь однозначным и очевидным, хотя парадокс ситуации в том, что именно "друг Платон" сделал для утверждения власти истины больше, чем кто-нибудь другой.

Платон, продолжая и развивая линию Парменида, формирует онтологическую парадигму философского мышления, которая на многие века определила развитие европейской философии . Бытие как бытие (по др.-греч. - on he on), а не то или иное конкретное сущее становится объектом рассуждения философии, природу, свойство, характеристики бытия как бытия философия объявляет истиной, подлинным бытием. "В ком есть хоть немного ума считают познание бытия, подлинного и вечно тождественного по своей природе, - утверждал Платон, - гораздо более истинным", чем получение удовольствия от постоянно изменяющейся жизни. Это всегда равное самому себе бытие и есть Истина. Философы в парадигме on he on будут величать это бытие по-разному - идея, атомы, Бог, Абсолют, Материя, Природа, но почти всегда с большой буквы, ибо это собственное имя бытия и истины.

Но если Истинное Бытие - это что-то, что доступно только теоретическому уму, тогда мое, твое, его бытие, наша жизнь не подлинное бытие, а что-то жалкое и недостойное. Эту жизнь можно бранить, проклинать, принижать, ею можно пренебрегать, ее можно третировать, разве не сказано: "Да будет проклята земля, и в поте лица ты будешь есть свой хлеб". Жизнь наша - юдоль печали и страданий. И она была такой. Она и остается для многих и многих все еще такой не потому ли, что некую Истину мы поставили выше нашей собственной жизни. Жизнь, которой жил и живет обычный человек, его действительная жизнь, проходящая в постоянной заботе о своих нуждах, целях, интересах, жизнь, состоящая из множества случайных и преходящих событий, объявляется философией ничтожной, как выделяет курсивом в своей "Энциклопедии философских наук" Гегель . "Все, что есть истинного, великого и божественного в жизни, становится таковым через идею", - говорит философия словами Гегеля . И это утверждение не идеалиста, это убеждение всей философии от античности до наших дней. Ибо следовать Справедливости, Закону, Добру, интересам Класса, Государства, Нации и т.д. - это всеобщие утверждения, которые можно найти в любой философии. Это вечные истины жизни, которые провозглашались пророками и проповедниками, философами и политиками, внушались в школе, в семье и всяким воспитателем. И это верные истины! Но... Но эти же истины могли обернуться и ложью, когда они разрушали саму действительную жизнь человека. И происходило это потому, что философия парадигмы on he on выносила истины бытия за границы бытия самого человека. Философия on he on не выделяла бытие человека и мир человека как особое бытие. Она знала только одно бытие, которое было сразу Истиной, Благом и Красотой, но не было человеческим бытием.

Для древней и средневековой философии, где безраздельно господствовала онтологическая парадигма, бытие несло в себе ценностное содержание и потому было значимо для человека не только тем, что есть, но и тем, что требует от него должного действия. Говоря нашим современным языком, философия онтологизма не разделяла мир бытия и мир культуры, или отождествляла мир бытия (космическое бытие) и культурное бытие (ценностное, значимое бытие). Космос греков - это упорядоченное и прекрасное бытие. Бог средневековья - это абсолютное бытие, в котором сосредоточена вся истина, все благо и вся красота. Человек в своей жизни должен ориентироваться на требования абсолютного бытия, ибо истина его бытия - это то, другое подлинное бытие. Поэтому человек мог уйти от этого, человеческого мира ("отряхнуть его прах со своих ног") в пустыню, скит, монастырь. Конечно, подвижники и "рыцари веры", как назвал Кьеркегор Авраама, задавали высокий уровень нравственного наполнения человеческой жизни. Конечно, через них человек соприкасался с истиной бытия. Но в то же время жизнь подвижников не могла быть жизнью каждого, ибо тогда бы она просто прекратилась. Разве могут все стать схимниками? Разве могут все девушки стать Христовыми невестами? Тогда не только не восторжествует истинный мир, но исчезнет всякий человеческий мир. Вот почему игнорирование философией мира человеческого бытия как особого мира и полное подчинение его абсолютному бытию выводит подлинное бытие за рамки сегодняшнего дня в день завтрашний, или в вечность. Подлинная жизнь - "Царство Божие", "тысячелетний Рейх", "Коммунизм" - грядет, наступит. Она всегда грядет, всегда наступает! Вдумаемся в это словесное выражения постоянного будущего, "всегда" - это постоянное настоящее, а "грядут", "наступят" - форма будущего времени: и получается, что в настоящем есть только будущее, а будущего-то нет, оно еще только будет.

Философия Нового времени создает новую парадигму философского мышления. В центре внимания философии оказывается гносеологическая проблематика, вопросы о знании, его природе, его истоках, о путях к истине. Вместо бытия перед взором философии стоит cogito - "я мыслю" - то, где рождается истина, чистая мысль, чистый разум как сама способность познания. Философия Нового времени проделывает ту же работу, что и древняя философия, но только не по отношению к бытию, а по отношению к познанию. Древние отличили бытие подлинное от бытия мнимого, то бытие, которое всегда есть, от того, которое то есть, то нет, а потому не может и считаться бытием. Новые же философы отличили саму способность познания - чистый разум - от любого конкретного познания - математического, физического или философского. Они "очистили" познание от конкретного его содержания, тогда и осталось только познание как таковое, а именно, сама способность разума к познанию, способность cogito. Теперь уже эта способность человека стала для него основой и опорой его бытия. Человек разумный - Homo sapiens - так гордо назвал себя человек, отделяя себя от всего животного мира.

Бытие как оно существует само по себе лишилось в философии Нового времени всех своих ценностных характеристик, оно стало или просто протяженной субстанцией (res extensa), как считает Р. Декарт, или "вещью в себе", лишенной каких-либо характеристик, как считает И. Кант, или естественной природой, т.е. неодушевленным бытием, как считает наука. Именно в это время появляется и представление о том, что мир человеческий отличается от мира естественного, что и приводит к появлению понятия "культура", противопоставленного понятию "натура". Тот же самый Кант разделил эти два мира по тому принципу, что мир природы - это мир причин и следствий, а мир культуры - это мир целеполагания. Этот последний мир, считает философия Нового времени, должен быть обустроен разумным человеком, обустроен разумом на основе истины. И снова перед философией встал вопрос Пилата.

Эпоха Просвещения, получившая свое название от той роли, которую она придала разуму и результатам его деятельности, провозгласила пришествие царства разума, ибо только он знает истину. Эта истина - истины науки. Старая философия, вспомним ее еще раз, жертвовала жизнью человека ради вечного бытия, ибо "достигнуть чистого знания чего бы то ни было мы не можем иначе как отрешившись от тела", утверждал Платон. Новое время, выйдя из Ренессанса, приняло всю значимость земной жизни для человека, более того, оно захотело как можно лучше обустроить эту жизнь здесь на Земле и на основе познания законов природы, а не на основе каких-то отвлеченных от жизни абсолютов. Разум заявил о своей преданности истине самой жизни. А Кант, совершая свой коперниканский переворот в философии, даже заявил, что то подлинное бытие, о котором всегда говорила философия и к которому она стремилась, вообще недоступно для разума. Наука, разум имеют и должны иметь дело только с миром явлений, то есть тем бытием, которое та старая философия считала неистинным.

Познавая объективную действительность наука преобразила всю нашу европейскую цивилизацию, весь уклад жизни на планете. Произошли гигантские изменения здесь, в этой жизни и в этом мире, а не где-то там. Но чем оказалось это царство разума и царство научной истины? Далеко не царством благополучия и комфорта, а местом экологических бедствий, атомной угрозы, отчуждения людей друг от друга, местом превращения человека в машину или в придаток машины - конвейера, автомобиля, государственного механизма и т.д. Почему? Почему, заботясь о человеке, наука и техника, весь рационально организованный уклад жизни вдруг обернулся против человека? Почему любое открытие науки и техники оказывается одновременно опасным для человека?

И снова мы здесь находим следы истины. Жрица истины - Наука - постигает истину самого мира, мира как он существует сам по себе, вне Бога, вне человека, вне ценностей, независимо от Бога, независимо от человека и без человека. Это истинное знание о "вне", "независимо" и "без" рождает технику, индустрию, нашу техническую цивилизацию, которая, хотя и создана для человека, но не считается с ним, не дает ему жить нормально, душит его, губит его тело, не учитывает человека как живую индивидуальность. Истины для науки - это вечные и без человека (бес[з]-человечные) существующие законы объективного мира. Это снова не тот мир, в котором мы живем, а абстракция этого мира, которая конструируется научным мышлением. Не удивительно поэтому, что мир, который на основе этой абстракции строится, абстрагируется от человека.

Великий Гегель, вспомним его еще раз, говоря о нашем обыденном мышлении, презрительно назвал его, пошлым мышлением: "Пошлое мышление не конструирует: здесь липа, а здесь ива и т.д., внизу идет корова. Оно не доказывает, но принимает свое напряжение за доказательство, скуку - за глубину, а утомление - за результат" . Но именно умение констатировать, а не конструировать и дает возможность увидеть, выделить и понять жизнь. Здесь липа, здесь ива - это прекрасно увидеть эту липу, эту иву, а не просто липу и иву, из которых можно напилить дрова, набить баклуши или навязать веники. Это не пошлое мышление, а мудрое проникновение в эту ситуацию, как у японского поэта Догэна:

Цветы - весной,
Кукушка - летом.
Осенью - луна.
Чистый и холодный снег -
Зимой.

Поэзия, искусство вообще, "умеют" проникать в ситуацию, такова специфика художественного воображения. А как помыслить конкретность ситуации в понятиях?

Философия конца прошлого столетия ставит этот вопрос, и тогда начинает формироваться новая парадигма философского мышления, которая получает свое наиболее яркое выражение в ХХ веке в концепции экзистенциализма и которая может быть названа парадигмой "Existenz" (по-немецки, существование). Парадигма "Existenz" как бы соединяет в себе онтологическое и гносеологическое начала, видит новую действительность, которая не является ни чистым бытием, ни чистым мышлением. Действительность Existenz не поддавалась старым, разработанным в классической философии методам анализа, поэтому необходимость ее схватывания в мысли вела к новой системе категорий и новому методу философского рассуждения - экзистенциальному методу. Анализ действительности Existenz получил в философии разное проявление. Во-первых, Existenz становится предметом анализа фундаментальной онтологии М. Хайдеггера, который, рассматривая действительность человеческого существования, выдвинул идею философской критики способности быть , но, как представляется, не реализовал (или по каким-то причинам не сумел реализовать) ее до конца. Во-вторых, действительность Existenz становится предметом экзистенциальной философии, которая в конце концов приходит к заключению, что индивидуальность жизни человека, его существование, недоступны во всей их полноте рациональному постижению. Недаром экзистенциальное видение жизни человека нашло свое продолжение (возможно, и завершение) в искусстве, которое обладает адекватными средствами для схватывания индивидуальной судьбы человека.

Парадигма "Existenz" повернула философскую мысль к человеку, но пока не завершилась созданием рациональной системы знания о его мире. Если мы хотим знать мир человека, то надо знать тот мир, который есть перед нами здесь и сейчас. Истина этого мира совпадает с ним самим. Ведь истина этого стола, этой чашки не в том, что это "стол" или это "чашка", хотя и подведение под понятие важно, но в том, что этот стол такой, какой есть, что с ним связана чья-то жизнь, что по каким-то его отметинам можно увидеть свое прошлое. И эта чашка тоже имеет свою судьбу, какой нет у других чашек, и у "чашки" как у понятия. Поэтому истина этого (средневековый философ Дунс Скот называл эту конкретность "этостью" - "haecceitas") в том, что оно такое, какое есть, что оно есть в мире и само есть мир. Тогда вместо Пилатовского вопроса "Что есть истина?" должно прозвучать "Что есть мир твой?" А "мир твой" это не природный, не естественный, не абстрагированный от человека мир, а мир человека. Такой мир уже давно получил название культурного мира.

Так вместо вопроса "Что есть истина?" в философии встает вопрос "Что есть культура?"

Об актуальности этого вопроса мы уже говорили раньше, ибо, действительно, история ХХ века, как никакая другая, нуждается в ответе на этот вопрос. Разве не кажется странным, что нация философов, поэтов, писателей, композиторов, нация, обогатившая мировую культуру такими шедеврами как "Фауст", "Критика чистого разума", "Героическая симфония", породила Освенцим, Бухенвальд, Майданек. Так, что же такое культура? И разве слова поборника Освенцима: "Когда я слышу слово "культура", рука моя тянется к револьверу", - не прямая параллель нашего века словам римского наместника в Палестине.

А лагеря Гулага? Они возникли в стране, которая дала миру Достоевского и Толстого, олицетворение совести человеческой! Так, что же такое культура?

Прав был Теодор Адорно, который писал, что вторая мировая война породила новый категорический императив - нужно мыслить и действовать так, чтобы не повторился Освенцим. Ибо "тот, кто ратует за сохранение этой во всем виновной и жалкой культуры, становится ее пособником, - пишет Т. Адорно, - а тот, кто выступает против нее, прямо способствует варварству, которым эта культура оказалась" . Но как нужно мыслить? Вот здесь и раскрывается не просто содержательная актуальность вопроса "Что есть культура?", а парадигмальная актуальность этого вопроса для философии.

Это означает, что вопрос "Что есть культура?" ставит перед философией не просто задачу изучения культуры как еще одного объекта для познания, а задачу рассмотрения культуры как бытия, в котором человек по-особому действует и которое заставляет его по-особому мыслить. Познавая культуру как мир значимого для человека бытия, философия тем самым должна раскрыть саму логику постижения и освоения такого бытия. А это постижение и освоение бытия существенно отличается от абстрактного научного познания, так как оно включает в себя и познание, и действие, и оценку. Такое мышление и отвечает требованиям экологического, ценностного, целостного мышления, способного удовлетворить требованиям современного исторического развития, вывести его из того кризиса, о котором говорилось на протяжении всего заканчивающегося столетия.

Кончилась эра истины , которая началась жизненным подвигом Сократа, а завершилась тупиками технической цивилизации и крушением утопических проектов преобразования общества на основе Истины. Начинается эра культуры, эра культурного мышления. И как "пилатовский" вопрос дал пищу для двухтысячелетнего развития философии, науки и европейской цивилизации, так вопрос нашего времени "Что же такое культура?" начинает питать новое развитие человеческого духа.

Человек всегда жил в культуре, но сейчас от него требуется, чтобы он обустроил свой мир культуры. А умение обустроить свою жизнь в культуре так, чтобы последняя не разрушала саму жизнь человека, требует от человека и особого действия, и особой работы сознания.
Выйти в оглавление пособия "Человек в мире культуры"