В середине XVI в. культура Ренессанса исчерпала свой потенциал и вступила в полосу перманентного кризиса, углубляющегося с каждым десятилетием. Идеи гуманистов уже не вызывали энтузиазма, число их сторонников уменьшалось, а идейных противников — возрастало. Трактаты Марсилио Фичино, Пико делла Мирандолы, Томаса Мора и других представителей гуманистической мысли стали рассматриваться как типичные образцы социальных утопий, смущающие дух и препятствующие обретению Божественной истины. Католическая церковь, испытав мощный удар со стороны Лютера и его последователей, тем не менее устояла под натиском протестантской идеологии и, собравшись с силами, начала мощное контрнаступление, стремясь воспрепятствовать дальнейшему росту свободомыслия. Духовная атмосфера в Европе постепенно сгущалась. Процесс возврата католической церковью утраченных позиций особенно ускорился после Тридентского собора, на котором было установлено, что силу Божественной истины имеют не только положения Священного писания, откровения апостолов, пророков и отцов церкви, но и рядовых священников, наставляющих паству в приходских храмах.

Искусство, достигнув непревзойденных высот прежде всего в портретной живописи и скульптуре, архитектуре (достаточно вспомнить «Пьету» Микельанджело Буанаротти, «Сикстинскую мадонну» Рафаэля и собор Св. Петра в Риме, построенный по проекту Браманте), постепенно обмирщается, утрачивая то сочетание гармонии и тонкого колорита, света и духовности, которыми были проникнуты лучшие произведения, созданные мастерами Ренессанса. Великие творения гениев Возрождения сознательно замалчиваются или переосмысливаются в понятиях идеологии клерикализма. В частности, подобным образом в это время интерпретирует знаменитую фреску Рафаэля «Афинская школа», написанную на стене Палаты Подписей Ватиканского дворца, основоположник искусствознания и автор монументального труда о художниках и ваятелях Вазари, который, без сомнения, был глубоким знатоком ренессанс-ного искусства. Под его пером она превращается в изображение собрания евангелистов, астрологов и богословов, тогда как в действительности Рафаэль изобразил собрание выдающихся философов Древней Греции. На смену Корреджо, Леонардо да Винчи, Тициану приходит Рубенс и «малые голландцы». Меняется и отношение к человеку. Ужасы религиозных войн, падение нравов, нарастающий фанатизм и нетерпимость к инакомыслящим заставляют многих недавних гуманистов, воспевавших осанну человеку, усомниться в правоте тезиса о человеке как «венце творения, равном Богу разуменьем», изначально добрым по своей природе. Пессимистические ноты все чаще звучат в произведениях европейских мыслителей, которые не могут не осознавать, что кризис гуманизма стал реальностью.

Вместе с тем большинство демонстрирует оптимизм. Из гаваней Европы один за другим отходят караваны судов, набитые искателями приключений, жаждущими овладеть богатствами Нового Света, добиться славы и власти. На европейские рынки все больше и больше прибывает экзотических товаров, пользующихся огромным спросом прежде всего среди привилегированных слоев общества. Кофе и шоколад становятся изысканным лакомством и подаются именитым гостям на королевских празднествах и в замках крупных феодалов. Расцветает промышленность, возникают крупные государственные мануфактуры (шпалерные, оружейные, по производству пороха, бархата, шелка, фарфора), базирующиеся на разделении труда, а также частные компании, осуществляющие финансовые и торговые операции практически во всех странах как Старого, так и Нового света. Горизонт мира расширяется. В связи с новыми открытиями в области физики, химии, математики, астрономии пересматриваются основы миропонимания. Возникает культ человеческого разума, который рассматривается как сила, способная поставить под контроль природные стихии.

Процессы, протекающие в экономическом базисе общества, в духовной сфере настолько динамичны, что кажется, что время ускорило свой бег. Мир начинает восприниматься как постоянно изменчивый, пульсирующий, где события следуют одно за другим с головокружительной быстротой. Кампанелла, автор знаменитого утопического романа «Город Солнца», отражая дух этой исторической эпохи, пишет с чувством, близким к восторгу, что «за последнее столетие в мире было больше истории, чем за четыре тысячелетия» ¹. Гордость за мощь человеческого разума, сумевшего придать динамизм общественному развитию и сорвать покров с непознанного звучит и в рассуждениях Пьера Леруа (1523—1584), который пишет, что за несколько десятилетий XVI века не только были прояснены вещи, покрытые до того мраком невежества, но также изведаны многие другие, которых древние вовсе не знали: новые моря, новые земли, новые расы людей, обычаи, законы, нравы, новые травы, деревья, минералы, новые изобретения вроде книгопечатания, артиллерии, компаса. В том же духе высказывает и Жан Боден (1530—1596):

Разоблачены тайны природы и открыты спасительные лекарства. Я уже не говорю о методе определения долготы и о том, что античные катапульты и военные машины в сравнении с нашими — детские игрушки. Я оставляю в стороне бесчисленные металлические и текстильные производства, которые чудесно полезны для человеческой жизни. Одно искусство книгопечатания могло бы с легкостью перевесить все изобретения древних ².

Самым модным словом становится слово «новый», которое значится в заголовках тысяч публикаций, вышедших между последней четвертью XVI и первой третью XVIII века. Восхищение новизной и прогрессом превращается в доминанту европейского общественного сознания. В Европе начинается исторический период, который изначально идеологами набирающего мощь класса буржуазии был назван Новым временем.

Коренные перемены в образе жизни европейцев, в политической организации общества (XVII век — век двух буржуазных революций: английской и нидерландской, которые привели к возникновению в первом случае конституционной монархии, а во втором — федеративной республики), наконец, в материальном базисе ведущих европейских стран (переход от мануфактурного к фабричному способу производства) сопровождались не менее существенными трансформациями в области гуманитарного знания. Прежде всего меняется состав тех, для кого размышления о природе вещей, сути бытия и смысле человеческого существования были профессией. Это уже не рефлексирующие аристократы, наподобие Пико делла Мирандолы, и не сомневающиеся в догматах католицизма представители клира, наподобие Николая Кузанского и Джордано Бруно, а люди науки, политические деятели, естествоиспытатели, совмещающие в себе качества ученых, философов, моралистов, богословов (Ньютон на закате своей жизни написал несколько томов комментариев к Библии). Философы Нового времени похожи на своих предшественников на философском поприще мыслителей Ренессанса по разносторонности дарований, широте взглядов, цельности натуры (Гоббс был государственным человеком, политэкономом, переводчиком античных текстов; Декарт — математиком, физиком, психологом и гносеологом, а его математические трактаты, мемуары и философские работы могут рассматриваться как образцы французской прозы; Спиноза — искусным оптиком, у которого консультировался сам Лейбниц, гениальным философом, этиком и, кроме того, крупным биологом, собравшим уникальный гербарий и описавшим множество видов растений), однако их научные интересы весьма существенно отличались от интересов мыслителей Ренессанса. В Новое время, как афористично говорил В.Ф. Асмус, философия хотела быть научной, а наука философичной. Наиболее ярко эта черта философии Нового времени проявилась в деятельности Бенедикта Спинозы, который одно из своих основных сочинений «Этику», написал в виде математического трактата с постановкой задач, доказательством теорем, обоснованием прямых и обратных гипотез. Главное, на чем акцентируют внимание философы Нового времени, — это проблема природы и вопросы ее познания. Эти темы проходят красной нитью через работы Фрэнсиса Бэкона и Декарта, Мальбранша и Гассенди, Паскаля и Спинозы, Ньютона и Лейбница и многих других. Значительно меньше внимания они уделяют тем вопросам, которые волновали мыслителей Ренессанса, в том числе проблемам человека и культуры. Однако это вовсе не означает, что представители общественной мысли XVII века ничего не сделали для осмысления этих феноменов.

Трактовка культуры в трудах Ф. Бэкона

Среди мыслителей конца XVI в. — начала XVIII в., которые внесли существенный вклад в развитие культурологической теории, прежде всего следует назвать Фрэнсиса Бэкона (1561—1626).

Обычно, когда говорят о Фрэнсисе Бэконе, то вспоминают, что он был родоначальником английского материализма, последовательно отстаивающим идеи таких «стихийных» материалистов-диалектиков Древней Греции, как Левкипп, Демокрит, Фалес и др. Другие видят его заслугу прежде всего в том, что он заложил основы нового направления философской мысли, которое впоследствии получило название «философия науки». Третьи утверждают, что своей славой Фрэнсис Бэкон обязан разработке кардинальных вопросов методологии научного познания, что его учение об «идолах», т.е. об ошибках мышления, возникающих в процессе взаимодействия познающего субъекта и познаваемого объекта, стало базисом современной гносеологии. Сам Фрэнсис Бэкон считал, что его вклад в сокровищницу человеческой мысли весьма скромен (например, он писал, что в отличие от Телезио и Патрици, он не предлагает никакой цельной теории, позволяющей объяснить закономерности развития природы, общества и человека), однако потомки высоко оценили ту роль, которую он сыграл в развитии западноевропейской философии. В частности, Карл Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали в «Святом семействе», что у Бэкона «... материализм таит в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития». Они писали, что в работах английского философа «материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку» ³.

Но как бы ни относились к Фрэнсису Бэкону его современники, как бы ни оценивали его потомки, нельзя не признать, что его творчество составило эпоху в истории европейской философской мысли, и многие наши представления о природе и специфике научного познания, о границах человеческого разума, о соотношении эмпирии и теории в процессе научного поиска уходят своими корнями в его работы. Ему мы обязаны и целой россыпью оригинальных идей, вошедших в арсенал современной культурологической мысли.

Фрэнсис Бэкон родился в семье представителя так называемого «нового дворянства», которое начало появляться в Англии во времена Генриха VIII, проводившего жесткую политику на отрыв английской церкви от католического мира и установления верховенства светской власти над властью церковной. Генрих VIII чрезвычайно нуждался в союзниках, поддерживающих его внутреннюю и внешнюю политику. Он сотнями создавал новых лендлордов, раздавая за заслуги перед короной и продавая за бесценок бывшие монастырские земли и вотчины представителей родовой знати, попавших в опалу или казненных по решению суда за государственную измену. Одним из таких лендлордов был и отец Фрэнсиса Бэкона, который превратился в крупнейшего землевладельца, благодаря милости короля. Далеко не случайно Фрэнсис Бэкон во многих своих сочинениях восхваляет династию Тюдоров, сумевших прекратить вывоз капитала из страны и добиться духовной автономии от Ватикана и экономической независимости от более развитых стран Европы.

«Новое дворянство» в силу своего происхождения находилось в антагонизме с древними феодальными родами, и, даже обладая реальной властью (подавляющее большинство мануфактур, корабельных верфей, доков, фабрик по выработке парусины и шерстяных тканей, железоделательных заводов, банкирских контор и т.д. принадлежало выходцам из этого нового социального слоя), нуждалось в идеологах, обосновывающих сложившийся порядок вещей, а также в хорошо образованных людях из своей среды, которые могли бы отстаивать их интересы на высших государственных постах. Одним из таких людей и был Фрэнсис Бэкон, который наследовал дело своего отца, занимавшего весьма значительное место в служебной иерархии. Кстати, из этой среды вышел и Оливер Кромвель — будущий вождь английской буржуазной революции, который впоследствии сделал очень многое для восстановления монархии в Англии.

После окончания Кембриджского университета Фрэнсис Бэкон был определен на дипломатическую службу и провел несколько лет в английском посольстве в Париже. Однако после смерти отца он был вынужден возвратиться домой. Здесь он начинает Заниматься политикой и вскоре избирается депутатом Палаты общин английского парламента. Весьма быстро молодой талантливый адвокат, обладающий редким даром красноречия и не скрывающий своих монархических убеждений, был замечен. На него обратил внимание сам король Яков I Стюарт, увидевший в нем человека, на которого можно положиться в той ситуации перманентной конфронтации между парламентом и двором, что проявлялась достаточно часто не только в скрытых, но и в открытых формах. Представление королю стало исходной точкой блестящей и быстрой карьеры Фрэнсиса Бэкона, который к 57 годам стал лордом-канцлером английского королевства, бароном Веруламским, виконтом Сент-Албанским, обладателем многих поместий и замков.

Однако судьба распорядилась так, что вскоре его восхождение к вершинам власти было прервано. Борьба короля и парламента в начале 20-х годов XVII в. резко обострилась, и, стремясь найти компромиссное решение, король решил пожертвовать рядом высших должностных лиц, вызывавших наибольшую ярость городского плебса и мелких буржуа из-за последовательно и жестко проводимой ими политики на укрепление позиций королевской власти. Среди них был и Фрэнсис Бэкон, которого парламент обвинил во взяточничестве и казнокрадстве. Заключение в Тауэр закончилось для Фрэнсиса Бэкона более счастливо, чем для Томаса Мора. Он не лишился головы на плахе, но его политической карьере был положен конец. Более он уже никогда не занимался политикой и остаток дней посвятил научным занятиям.

Это было благом для философии, ибо именно тогда им были созданы наиболее известные работы, обессмертившие его имя, и среди них знаменитые «О достоинстве и приумножении наук», «Новый Органон» и утопический социальный роман «Новая Атлантида», где бывший лорд-канцлер размышляет о принципиальной возможности создания гармоничного и справедливого общества, основой экономического могущества которого была бы наука и техника.

Для культуролога три названных выше работы имеют особое значение, ибо в них, по сути, излагается бэконовская концепция культуры, хотя небезынтересными с культурологической точки зрения являются и другие его сочинения, в частности «Опыты и наставления нравственные и политические», написанные явно под влиянием бессмертного сочинения Мишеля Монтеня. Сразу же необходимо сказать, что в своем понимании культуры Фрэнсис Бэкон коренным образом расходится с теми представлениями, которые были выработаны средневековыми мыслителями. Противоречит он частично и своим предшественникам на философском поприще, принадлежащим к кругу гуманистов Возрождения.

Если абсолютное большинство авторов до Фрэнсиса Бэкона, говоря о культуре и цивилизации, обращали свое внимание прежде всего на духовные аспекты и видели культурный прогресс в первую очередь в бурном развитии изобразительного искусства и литературы, музыки и архитектуры, в воспитании всесторонне развитого, гармоничного человека, способного к раскрепощению всех имеющихся у него потенций и задатков, то Фрэнсис Бэкон переносит акцент на рассмотрение достижений в области науки, техники, промышленного производства, которые, по его мнению, наиболее ярко свидетельствуют о достижении той или иной нацией определенного культурного уровня.

Культура для Фрэнсиса Бэкона не только и не столько результат «возделывания души», как считали древние греки и римляне, а финал деятельности по покорению сил природы, подчинению ее воле и интеллекту действующего индивида, опирающегося на мощь техники и данные опытной науки. Она, по его мнению, возникает из взаимоотношения природы и человека и, по сути, есть не что иное, как «человек в его отношении к природе».

О культуре того или иного общества, считал Бэкон, прежде всего необходимо судить по достижениям в области естествознания, по уровню сельскохозяйственного и промышленного производства, по накопленной сумме знаний и масштабам внедрения научных открытий в практику. Говоря другими словами, для Бэкона критериями культурного развития являются темпы научно-технического прогресса глубина познания законов природы и их использование для блага людей.

На последнем моменте Бэкон акцентирует особое внимание. С его точки зрения, объем накопленных знаний еще не говорит об уровне культурного развития того или иного общества. Только их практическое применение позволяет судить о том, достигла ли та или иная система высот культуры.

Культура, с точки зрения Фрэнсиса Бэкона, не есть нечто данное изначально. По его представлениям, она развивается, переходя с одной ступени на другую. Бэкон считает, что европейская культура прошла в своем развитии три стадии, которые соответствуют культуре Древней Греции, культуре Древнего Рима и культуре Западной Европы Нового времени.

В Средневековье, с его точки зрения, наблюдался упадок культуры, выражающийся в засилье религии, пренебрежении к естественным наукам, схоластическом теоретизировании, которое ничего не давало для овладения силами природы и облегчения жизни людей, вынужденных в поте лица своего добывать хлеб, насущный. После того, как христианство стало одной из трех мировых религий, говорит Бэкон, большинство лучших умов ряд столетий посвящали себя занятию теологией, что не могло не сказаться на уровне культурного развития Европы, которая постепенно погружалась во мрак невежества и обскурантизма. Достижения древних греков и римлян были забыты, и только в эпоху Возрождения была восстановлена «времен связующая нить». Новое время, по мнению Бэкона, есть время возврата к античной традиции с ее пиететом по отношению к науке и человеческому разуму.

Бэкон считает, что культура — сложный феномен. Она проявляется во всех сферах деятельности людей, но главными ее элементами являются наука и искусство.

Следует сказать, что в понятие «искусство» Бэкон вкладывает смысл, отличный от того, к которому мы привыкли. Под «искусством» он понимает всякое практическое умение, необходимое для овладения силами природы, основанное на знании ее свойств и законов.

Искусство, согласно Бэкону, суть квинтэссенция культуры. Оно призвано не исправлять природу, а раскрепощать ее. «Природа, — пишет Фрэнсис Бэкон, — подобно Протею вынуждается искусством делать то, что без искусства не было сделано, как бы это ни называть — насилие и узы или помощь и совершенствование» ⁴.

Развивая идею о взаимосвязи культуры и природы, Бэкон приходит к мысли о том, что культура и природа не являются противоположностями, а широко распространенное мнение о совершенном различии естественного и искусственного является ошибочным.

Он показывает, что искусственное возникает как качественно своеобразное явление на почве универсального движения природы, в бесконечные модификации которого включена деятельность человека. Таким образом, понимание культуры у Бэкона противоположно ее религиозно-схоластическому пониманию в философской мысли Средневековья, где мир природы и мир, созданный человеком, воспринимались как противостоящие и никаким образом не связанные друг с другом.

Но вклад Бэкона в теоретическую культурологию не ограничивается констатацией факта взаимосвязи культуры и природы и введением технического прогресса в качестве критерия культурного развития. Им был высказан еще целый ряд конструктивных идей, не утративших своего значения и до сегодняшнего времени. В частности, это относится к идее о преемственности культуры как преемственности знаний. Он подчеркивает, что «знания и открытия мгновенно распространяются и разлетаются по всему свету, ибо передача знаний подобна бурно вспыхнувшему пламени, зажженному от другого пламени» ⁵. Знания, утверждает он, являются нитью, связующей различные культуры.

Исследуя проблему преемственности культуры, Бэкон вплотную подходит к мысли о том, что преемственность представляет собой процесс диалектического «снятия», удержания всего позитивного, что было накоплено представителями предыдущих исторических эпох.

С его точки зрения, чтобы достичь подъема культуры, нужно «соблюсти такую меру, чтобы не отбрасывать то, что правильно положено древними, и не пренебрегать тем, что правильно принесено новыми» ⁶. Полемизируя с представителями средневековой философской мысли, Бэкон отмечает, что схоластика тоже стояла на позициях преемственности культурного наследия прошлых эпох, однако она не стремилась к дальнейшему развитию унаследованной культуры, видя свою главную задачу в приспособлении накопленного ранее знания для осмысления богословских проблем. Для Бэкона богатства культуры прошлых эпох — базис культуры настоящего, которая по отношению к культуре канувших в Лету исторических эпох является более богатой и содержательной. Заслуживает внимания и мысль Бэкона о противоречивости развития культуры. Воздав должное человеческому разуму, убедительно демонстрирующему свою мощь и способность создавать совершенные орудия, обеспечивающие его владычество над живой и неживой природой, Бэкон обращает внимание на то, что средства, которые созданы человеком для увеличения его могущества, зачастую используются против своих создателей. Так, применение технических изобретений и открытий в области естественных наук в военном деле способствует увеличению числа жертв различных конфликтов, провоцирует тех, кто обладает более совершенным оружием, навязывать свою волю более слабому в техническом отношении противнику. Применение же открытий в промышленности ведет к обогащению тех, кто владеет орудиями и средствами производства, способствует развитию у них порочных наклонностей, аморализма и безудержной жажды богатства. Источник противоречий культуры Фрэнсис Бэкон видит в самой культуре, которая, развиваясь, способствует не только возвышению человека, но и при определенных условиях становится средством его порабощения.

Теоретическая культурология обязана Фрэнсису Бэкону также идеей об изменении взаимоотношений между наукой и практикой как поворотном моменте в развитии европейской культуры.

Автор «Нового Органона», опираясь на многочисленные письменные источники и апеллируя к реальностям своего времени, убедительно доказывает, что в XVII в. произошли кардинальные перемены в европейской культуре. С его точки зрения, культура Нового времени, будучи тысячами нитей связанной с культурой Античности, качественно отличается от последней, ибо знание стало действительной силой.

Возникновение непосредственного влияния науки на практику Фрэнсис Бэкон рассматривал как свидетельство изменения базовых структур европейской культуры, характерной особенностью которой стало с XVII века сакрализация науки и преклонение перед могуществом познающего разума.

Интерес представляет и идея Фрэнсиса Бэкона о тесной взаимосвязи между культурой и свободой. Согласно его точке зрения человек существует в условиях универсальной детерминированности, однако он вовсе не обречен на рабское подчинение природе и обществу. Фрэнсис Бэкон считает, что по мере роста объема знаний, которыми владеют люди, по мере овладения «искусством», углубления представлений о природе и законах ее развития расширяется и «поле свободы» человека. В пределах использования законов природы, пишет автор «Нового Органона», «человек может все, если же такой возможности нет, он ничего не может» ⁷. Говоря другими словами, свобода у Фрэнсиса Бэкона есть результат овладения культурой. Предлагая такое решение, он коренным образом расходится со Спинозой, для которого свобода есть свобода мудреца, познавшего необходимость поступать определенным образом и способного обуздывать свои страсти и желания, повинуясь голосу разума. На этот момент обращает внимание Куно Фишер: «Цель Спинозы — созерцание. Цель Бэкона — культура» ⁸.

Таков в самых общих чертах комплекс культурологических воззрений, содержащихся в работах выдающегося английского мыслителя Нового времени Фрэнсиса Бэкона, который внес весомый вклад не только в становление европейской философии, но и в формирование теоретической культурологии.

Т. Гоббс о культуре и государстве

Идеи Фрэнсиса Бэкона были подхвачены и развиты его младшим коллегой на философском поприще и соотечественником Томасом Гоббсом (1588—1679), который, по оценке Пьера Бейля, принадлежал к числу величайших умов XVII в. Столь же высоко оценивали Гоббса и классики марксизма, которые называли его «блестящим систематиком бэконовского материализма». Правда, они подчеркивали, что у Гоббса «чувственность теряет свои краски и превращается в абстрактную чувственность геометра» ⁹, но это не мешало им рассматривать выдающегося английского философа как крупнейшего представителя материализма Нового времени. Э. Кассирер восхищался его железной логикой и видел в стройности учения Гоббса причину его огромного влияния на последующее поколение ученых-обществоведов, в частности, на идеологов французского Просвещения, которые, в полном смысле слова, преклонялись перед ним и считали, как, например, Д. Дидро, что произведения Гоббса можно с пользой для себя комментировать всю жизнь.

Но Томас Гоббс был не только философом. Из под его пера вышел ряд неординарных трудов по политологии, логике, теории государства и права, в том числе знаменитая книга «Левиафан». Его без преувеличения можно считать человеком, заложившим основы современной семиотики, создавшим знаковую концепцию языка. Ему принадлежит приоритет в создании первых атеистических трудов, где с научных позиций опровергаются постулаты Священного писания. Именно об этих вещах прежде всего обычно вспоминают, когда выясняют вклад Гоббса в европейскую общественную мысль.

Вместе с тем, он весьма много сделал и в области культурологической теории, хотя об этой стороне его деятельности исследователи упоминают мельком, как о чем-то весьма незначительном, хотя Гоббс исследовал проблему генезиса культуры, выявил ряд закономерностей ее развития, раскрыл специфику социальных функций, которые выполняют различные элементы культуры, показал роль государства в становлении и развитии культуры и т.д.

Томас Гоббс родился в семье сельского священника в тот год, когда Англия ожидала нападения Великой Армады — огромного (флота, посланного испанским королем для пресечения господства Англии на морских торговых путях. Он появился на свет ранее .предназначенного срока, и все были убеждены, что слабосильный ребенок не проживет и нескольких дней. Однако Гоббс, вопреки предсказаниям, прожил долгую, насыщенную жизнь, причем вплоть до глубокой старости отличался отменным здоровьем и бодростью духа.

Получив неплохое домашнее воспитание, он пятнадцатилетним юношей стал студентом Оксфордского университета, из стен которого вынес не только глубокие знания в области философии и теологии, но и стойкое отвращение к сословным предрассудкам, обскурантизму и схоластическим экзерсисам, которые в те годы были неотъемлемым элементом подготовки будущих адвокатов, проповедников, нотариусов и даже врачей.

После окончания университета Гоббс поступает на службу к одному видному английскому аристократу (барону Кавендишу) — в качестве воспитателя его детей. Вместе с ними он совершает поездку за границу, в частности во Францию, Германию, Италию, где усовершенствует свои познания в области философии и естественных наук.

Затем следует поездка в Швейцарию, затем снова во Францию и Италию. Последнее, четвертое пребывание Гоббса за границей было самым продолжительным (оно растянулось на И лет). В эти годы он жил в Париже, где близко сошелся с Гассенди, Декартом. Лри посещении Флоренции он встречался с Галилеем, с которым у него состоялся продолжительный разговор относительно возможности объяснения законами механики всего происходящего в мире и человеческом обществе.

Одновременно он работает в библиотеках лучших университетов континентальной Европы, расширяя свой кругозор и углубляя знания, полученные им в alma mater.

Вскоре он становится своим человеком среди образованных аристократов и людей науки. Его начинают приглашать на заседания различных научных обществ, в литературные и политические салоны, где тогда протекала интеллектуальная жизнь высших слоев общества.

В 1640 г., накануне решающих событий английской буржуазной революции XVII в., Гоббс пишет свое первое научное сочинение «Элементы природного и естественного закона», которое приносит ему широкую известность. В нем издаются основы гоббсовской теории государства и права, которые получат дальнейшее развитие в его фундаментальных трактатах, созданных в последующие годы. Гоббс не был сторонником радикального переустройства общества и не относился к числу тех, кто идейно готовил низвержение короля и установление буржуазной республики. Поэтому после победы войск парламента над войсками Карла I он иммигрирует во Францию вместе с роялистами, считавшими его близким им по духу и мировоззрению. Но весьма скоро Гоббс понимает, что с роялистами ему не по пути и возвращается в Англию, где с разрешения правительства Оливера Кромвеля публикует свой знаменитый трактат о природе и функциях государства «Левиафан». Это сочинение содержало ярко выраженный политический подтекст и было расценено читающей публикой как призыв к аристократам и дворянству признать правомерность свершившейся революции и установившегося миропорядка при условии сохранения части их привилегий. Содержалась в нем еще одна идея, которая также не прошла незамеченной. Гоббс весьма прозрачно говорит о готовности образованных слоев населения поддержать власть протектора, опиравшегося преимущественно на армейские круги и верхушку крупной буржуазии, если они положат конец своеволию церковников, подстрекавших население к контрреволюционным мятежам и неповиновению парламенту.

Реакция на появление «Левиафана» была предельно острой. Роялисты заклеймили Гоббса как предателя, представители клира объявили его атеистом и отлучили от церкви. Кромвель же предложил ему пост государственного секретаря, который Гоббс не принял. Мотивировал он свой отказ тем, что находится в преклонном возрасте (ему тогда было 60 лет) и остаток своих дней хочет посвятить науке.

За годы правления Кромвеля у Гоббса вышли в свет трактаты «О теле», «О человеке», ряд других работ. Слава его как философа перешагнула пределы Англии, его стали воспринимать как ученого европейского масштаба. Казалось, что ничто не предвещало мрачных дней, но в 1658 г. умирает Кромвель, и это становится поворотной вехой в судьбе Гоббса.

После реставрации Стюартов на Гоббса обрушивается поток клеветы и публичных оскорблений со стороны роялистов и клерикалов, которые ничего не забыли и ничему не научились за годы изгнания. Против Гоббса выдвигают обвинения в ереси, политической нелояльности, занятиями черной магией. От ареста и жестокой расправы его спасает только заступничество короля Карла II, который помнил о том, что философ одно время был его учителем в период иммиграции. Но, сохранив ему жизнь, он запретил издавать, как написанные ранее, так и новые произведения Гоббса. Так, в частности, книга «Бегемот, или долгий парламент», где излагается история английской буржуазной революции, была опубликована только через несколько десятилетий после его смерти. Остаток дней автор «Левиафана» провел, забытый всеми. Умер он в возрасте 92 лет в 1679 г. Согласно его завещанию, на могильной плите была начертана эпитафия, составленная сами Гоббсом: «Здесь лежит истинно философский камень».

Если говорить о вкладе Томаса Гоббса в культурологическую теорию, то, прежде всего, следует заметить, что он сформулировал и обосновал тезис о государстве как элементе культуры. До него эту мысль не высказывал никто, в том числе и Платон, который, как известно, много размышлял на тему природы политики и государства.

К этой идеи Гоббс пришел в процессе исследования специфики естественного и искусственного, которая находилась в центре его научного интереса еще с университетских времен. Эта проблема, в свою очередь, рассматривалась им как часть более общей проблемы природы тел. Гоббс исходил из того, что реально существуют только отдельные конкретные тела. Он отрицал наличие в мире нетелесных, т.е. нематериальных субстанций, на чем настаивали схола сты средневековья. Английский философ ставил под сомнение и утверждение о том, что существуют врожденные идеи. По сути, это была позиция номиналиста, занимающего четкую, недвусмысленную позицию.

Тела, согласно Гоббсу, бывают различными. Некоторые из них естественного происхождения, другие — искусственного. Последние создаются людьми и в этом смысле есть результат культурно-исторической деятельности человека. Свойства естественных и искусственных тел (Гоббс их называет акциденциями) различны, в силу чего мир природы коренным образом отличается от мира культуры.

Одним из таких сложнейших тел, созданных волей и руками человека, является государство. Исследование государства, с точки зрения Гоббса, является главной задачей «моральной» или «гражданской» философии, которая, по сути, есть наука о мире искусственного, или, говоря другими словами, наука о культуре.

Но если государство есть элемент культуры, то его история может рассматриваться как история культуры. Следовательно, получив представление о том, как возникает и развивается государство, мы получаем представление о генезисе культуры.

Государство, по мнению Гоббса, появляется на достаточно высокой ступени развития человеческого рода. Причиной его возникновения является осознание людьми того факта, что только наличие постоянно действующего института принуждения дает возможность прекратить войну всех против всех, обеспечить мирное существование различных индивидов и групп людей, движимых своими корыстными интересами. Гоббс считает, что соглашение людей жить в мире, не покушаться на чужое достояние и чужую жизнь, как он пишет, «невозможно без меча», ибо слова любого договора ничего не стоят, если они не подкреплены реальной силой. Он обращает внимание на то, что при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны, являющегося... необходимым следствием естественных страстей людей там, где нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой наказания, принуждающей их к выполнению соглашений и соблюдению естественных законов ¹⁰.

Но есть и другая причина возникновения государства. Гоббс считает, что жизнь как отдельного человека, так и любого человеческого сообщества может считаться нормальной только тогда, когда есть институт («общая власть», как он пишет), который способен защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых сильными слабым. Эту функцию тоже берет на себя государство, которое может быть определено как «единое лицо или совокупность лиц, которых множество других сделали путем договора ответственными за обеспечение мира и для общей защиты» ¹¹.

Государство, по мысли Гоббса, не есть нечто, данное раз и навсегда. Оно видоизменяется, принимая ту или иную форму в зависимости от того, каковы условия общественного договора и какова та конкретная ситуация, что сложилась в обществе. Есть три вида государства в соответствии с тем, кому принадлежит верховная власть, — это монархия, демократия и аристократия. Тирания и олигархия являются лишь различными названиями монархии и аристократии. Из данного тезиса следует, что есть три типа правления и три типа организации духовной жизни. Справедливости ради необходимо сказать, что Гоббс не делает завершающего шага. Он не говорит о том, что трем типам государства соответствует три типа культуры, хотя сама логика размышлений подталкивает его к этому. Тем не менее, если обращаться к контексту его главного произведения, то такой вывод напрашивается сам собой. Таким образом, начав с прояснения природы государства, Гоббс приходит к типологии культуры, т.е. решает проблему, относящуюся к кругу чисто культурологических задач.

Государство, по представлениям Гоббса, не только продукт, элемент культуры, но и ее инструмент. Как следует из его рассуждений, без государства нельзя покончить с дикостью и варварством, добиться смягчения нравов, повысить уровень образованности людей. Эти задачи становятся решаемыми только тогда, когда есть институт государства, способный сдерживать силой проявления дурных наклонностей и животных инстинктов у людей.

Исследуя природу государства и описывая историю его возникновения, Гоббс выделяет 19 законов. С его точки зрения, они определяют развитие общества и его культуры. Первым и основным законом, из которого выводятся все остальные, является закон, согласно которому «нужно искать мир всюду, где можно достичь; там же, где мира достичь невозможно, нужно искать помощи для ведения войны» ¹². Этот закон, с точки зрения Гоббса, есть «веление правового разума», который принадлежит к числу естественных феноменов, следовательно, и закон, определяемый им, также является естественным.

Из этого закона путем дедукции выводятся все остальные, которые, как следует из контекста, могут с полным основанием рассматриваться как законы культуры, ибо они определяют регуляцию поведения человека во всех сферах жизни общества, т.е. являются законами, определяющими функционирование мира искусственного.

В ходе анализа законов Гоббс приходит к выводу, что знание, понимание, а тем более следование всем законам является прерогативой только человека, получившего соответствующее образование и обладающего способностью устанавливать связь между интересами общества и своими личными. Для большинства, которое занято добыванием средств к жизни, все девятнадцать законов могут быть резюмированы в простом правиле, которое звучит в его устах так: «Не делай другому того, чего бы ты не желал, чтобы было сделано по отношению к тебе» ¹³. Таким образом, «золотое правило нравственности» относится к числу естественных законов и может рассматриваться как важнейшее установление культуры.

Это вывод в корне противоречит размышлениям теоретиков, относящихся к различным школам и направлениям, доказывающих относительность норм и принципов морали.

Гоббс не только раскрывает сущность государства и описывает законы его функционирования, он также выясняет роль отдельных элементов культуры в организации социального бытия людей и превращения их из индивидов, движимых животными инстинктами, в свободных людей гражданского общества. Гоббс прежде всего акцентирует внимание на речи, исследованию сущности которой он посвящает главу IV «Левиафана».

Следует сказать, что Гоббс не делает различия между речью и языком, употребляя эти термины в качестве синонимов. Хотя с точки зрения современной лингвистики подобный подход явно некорректен, но для Гоббса он несущественен.

Речь, с точки зрения английского философа, возникает как результат промысла Божьего. Именно Господь, согласно воззрениям Гоббса, был «первым творцом речи». Именно он научил Адама различным словам и дал ему знание о том, что какое слово обозначает. В силу этого обстоятельства речь несет на себе отпечаток сакрального, что заставляет соответственно относится к языку, которым владеет тот или иной народ. Господь наделил Адама, всех людей, произошедших от него и Евы, также способностью самому изобретать слова, соединять их так, чтобы они были понятны как тому, кто их произносит, так и тому, кто их слышит. В подтверждение своей мысли Гоббс ссылается на Священное писание, где ничего не говорится о том, что Адам знал название всех фигур, цветов, звуков, отношений и т.д. Говоря другими словами, Гоббс стоит на точке зрения признания двойственной природы языка который возникает в соответствии с Божественной волей и в процессе человеческой практики.

Гоббс считает, что основная функция языка состоит в том, чтобы перевести нашу мысленную речь в словесную и тем самым обеспечить установление связи, понимания между индивидами, которые до изобретения речи общались друг с другом с помощью знаков или отдельных звуков. Таким образом, главная функция языка, по Гоббсу, объединительно-коммуникативная. Там, где нет языка, там невозможно существование человеческого сообщества — это главная мысль английского материалиста.

Не трудно заметить, что она совпадет с теми представлениями о роли языка, которые высказываются современными исследователями, считающими, что его функции отнюдь не ограничиваются только передачей информации от индивида к индивиду.

Гоббс весьма подробно описывает процесс возникновения понятий, закрепления за ними того или иного содержания. С его точки зрения сначала на уровне чисто чувственного представления возникает метка как прообраз будущего названия предмета или объекта. Она имеет значение для отдельного человека или ограниченного круга людей, находящихся в непосредственном контакте. Если возникает необходимость передачи информации другим индивидам, не связанным непосредственными отношениями, то эту роль выполняет знак. Последний отличается от метки большей степенью общности. С его помощью, как считает Гоббс, может происходить идентификация не одного, а целого ряда предметов. Итогом развития формирования словесного образа предмета выступает имя. Имя всегда облечено в вербальную (словесную) форму. Именно имена, а не метки и знаки, будучи соединены в предложения, позволяют адекватно выразить человеческую мысль. Они же являются основой для коммуникационного взаимодействия индивидов. Между именем и природой вещи нет тесной связи, ибо, как пишет Гоббс, «как же тогда объяснить, тот факт, что языки различны, хотя природа вещей повсюду одна и та же» ¹⁴. Постулируя этот тезис, Гоббс опровергает идущее со времен античности представление о том, что имя вещи выражает ее суть, и утверждает, что базовая конструкция языка устанавливается человеком произвольно, по его собственному разумению и хотению. Отсюда следует вывод о том, что все языки искусственны, или, говоря другими словами, они есть не что иное, как продукт культурно-творческой деятельности людей.

Гоббс чрезвычайно высоко оценивает роль языка в жизни человеческого общества. Он пишет: «Без способности речи у людей не было бы ни государства, ни общества, ни договора, ни мира, так же как этого нет у львов, медведей и волков» ¹⁵. В то же время Гоббс отмечает, что, благодаря наличию языка, распространяются не только истинные, но и ложные знания, всякого рода предубеждения и мифы. Точно найденное слово позволяет тем, кто владеет искусством речи, манипулировать мнениями и поведением других.

Речь, с его точки зрения, иногда рождает слепое доверие схоластам и мнимым пророкам даже в том случае, если их слова лишены всяческого смысла. Опасность представляет и широко распространенное заблуждение о том, что постичь сущность вещи можно, определив ее вербально. Говорит Гоббс и о других негативных моментах, связанных с обладанием человеком речью. Не трудно заметить, что его рассуждения продолжают линию, намеченную Френсисом Бэконом, который много писал об «идолах рынка», «идолах пещеры» и так далее, понимая под последними те искажения, которые возникают в процессе познания при переводе мысли в вербальную форму.

Однако вклад Томаса Гоббса в культурологическую теорию не ограничивается только созданием концепции языка, ставшей в значительной мере базисом для современной лингвистики. Не менее важными с точки зрения культурологической науки являются рассуждения Гоббса о природе религии, которую он осмысливал совершенно в ином ключе, чем его предшественники.

Для английского философа религия составляет неотъемлемую часть духовной жизни человека. Он подчеркивает тесную связь между культом и культурой, предвосхищая решение вопроса об их соотношении, которое будет много веков спустя предложено Н.А. Бердяевым, И.А. Ильиным и другими авторами-идеалистами. Однако, для Гоббса религия — не квинтэссенция культуры, не ее смысловое ядро. Точно так же он не считает ее только благом, не утверждает подобно Николо Макиавелли, что она играет исключительно позитивную роль в общественной жизни.

Отношение Гоббса к религии более сложное. С его точки зрения, человек не может не быть верующим существом, ибо, в противном случае, он никогда не сможет ответить на вопрос: кто создал мир и управляет его судьбой. Ответить на этот вопрос способен только человек, признающий существование Бога и видящий в нем конечную причину всех причин, первичный двигатель мира. Но, освобождая человека от груза неразрешимых вопросов, религия способствует духовному подавлению личности. Она также препятствует процессу познания природы, заставляя с помощью института церкви верить в то, что никак не согласуется с результатами опытного познания. Кроме всего прочего, церковники, подчеркивает Гоббс, всегда выступали и выступают на стороне консервативных сил, препятствуют прогрессивным изменениям, назревающим в обществе. С точки зрения Гоббса, церковь должна быть подчинена государству, которое является верховным сувереном, способным принимать судьбоносные решения и устанавливать законы. Он утверждал, что глава светской власти должен быть и главой духовной власти, ибо, в противном случае, не может быть спокойствия в государстве, где неизбежно найдутся люди, поддерживающие того или иного владыку.

Достаточно подробно прорабатывает Гоббс вопрос о корнях религии. Согласно его воззрениям, источники религии чисто гносеологического плана. Он считает, что когда появляется у людей желание доискаться до причин всего происходящего, когда возникает стремление в сознании непротиворечивой картины мира, именно тогда возникает и религия, которая выполняет еще одну важную функцию — функцию регуляции отношений между людьми. В этом религии близка морали и праву, которые решают те же задачи.

Итак, согласно воззреньям Гоббса, религия — часть культуры. Такой же частью является и наука, рассмотрению природы которой Гоббс посвящает немало страниц в своих книгах.

Но о науке он говорит несколько в ином ключе, чем Фрэнсис Бэкон. Если для последнего наука — квинтэссенция культуры, а темпы научного прогресса определяют темпы и направленность прогресса культурного, то для Гоббса наука является частью культуры, равноправной религии, экономике, искусству. Под последним Гоббс понимает не только живопись, архитектуру, поэзию и т.д., но и процесс художественного творчества. Искусство интерпретируется им прежде всего как процесс проявления креативной активности человека во всех сферах бытия. В этом смысле продукт искусства есть мир искусственного, где главное место занимает государство, которое, как он пишет «является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем, естественный человек, для охраны и защиты которого он создан» ¹⁶. Встречается в работах Гоббса и понимание искусства, тождественное тому, что присутствует в трудах Фрэнсиса Бэкона, который под искусством понимал всякое практическое умение, используемое для преобразования природы. Правда, Гоббс идет дальше, предлагая дифференцировать искусства на «механические» (искусство создания машин, возведения фортификационных сооружений, литья пушек и. т. д.) и изобразительные. К числу последних, по его мнению относятся искусство, музыка и живопись.

Культурологические воззрения Дж. Локка

Взгляды Томаса Гоббса на общество и культуру не были забыты. Свое дальнейшее развитие они получили в работах другого представителя английской философской мысли, принадлежащего к той же исторической эпохе, Джона Локка (1632—1704).

Если попытаться в самых общих словах дать характеристику Локку как мыслителю, то прежде всего следует сказать о том, что он является продолжателем «линии Фрэнсиса Бэкона» в европейской философии конца XVII — начала XVIII века. Более того, его с полным основанием можно назвать основоположником «британского эмпиризма», создателем теорий естественного права и общественного договора, учения о разделении властей, которые являются краеугольными камнями современного либерализма. Локк стоял у истоков трудовой теории стоимости, которую использовал для апологетики буржуазного общества и доказательства незыблемости права частной собственности. Он первым провозгласил, что «собственность, возникшая благодаря труду, может перевесить общность владения землей, ведь именно труд создает различия в стоимости всех вещей» ¹⁷. Локком много было сделано для защиты и разработки принципов свободы совести и веротерпимости. Наконец, Локк создал теорию воспитания, существенным образом отличающуюся от тех, которые разрабатывали его предшественники, в том числе и мыслители Ренессанса.

Локк оказал огромное влияние на европейских мыслителей последующего поколения. В. И Ленин отмечал, что Беркли, Дидро и многие другие «вышли из Локка» ¹⁸. На его работы опирались идеологи Северных Штатов Америки, в том числе Джордж Вашингтон и автор «Декларации независимости» Томас Джефферсон. Таким образом, в лице Локка мы имеем философа, чьи работы стали поворотной вехой в развитии экономических, политических, этических идей в Европе и Америке. Внес он и определенный вклад в развитие культурологической теории, что, собственно говоря, и заставляет обращается к его теоретическому наследию.

Джон Локк родился в небольшом городке графства Сомерсет на юго-западе Англии в семье мелкого судейского чиновника, который по своим политическим убеждениям принадлежал к пуританам крайне левого толка (их в просторечии называли индепедентами, т.е. независимыми, ибо они не признавали власти епископата и назначали священниками людей из своей среды). Обстановка дома, где выше всех добродетелей ценили труд, свободу искреннюю веру в Бога, оказала самое непосредственное влияние на формирование характера юного Локка. Наставлениям отца Локк обязан и своим рано пробудившимся интересом к вопросам религии, права, политики, исследованию которых он посвятил свою жизнь. В школу при Вестминстерском аббатстве он поступил достаточно поздно (эпоха была бурная — в Англии бушевала гражданская война, закончившаяся свержением и казнью короля Карла I и установлением единоличного правления Оливера Кромвеля, и поэтому мать долго не решалась отдавать сына в учение), но это не помешало ему благополучно закончить курс и поступить в колледж Христовой церкви Оксфордского университета. Как лучшего ученика, набравшего самый высокий балл при вступительных испытаниях, его определили в число студентов, обучающихся за казенный счет, что было большим благом для семейства, постоянно испытывавшего материальные трудности. Это произошло в 1652 г., и с этого момента более чем на тридцать лет судьба Локка оказалась связанной с Оксфордом. Локк закончил богословский факультет, но отказался принять сан, как этого требовал университетский устав для преподавателей, и поэтому ему разрешили преподавать не весь комплекс дисциплин, который читался обычно «остепененными» докторами, а только греческий язык, риторику. Несколько позже ему было дозволено чтение курса этики (ее называли в те времена «моральной философией»). Будучи преподавателем, Локк поступил на медицинский факультет (его влекли естественные науки, и он усиленно занимался физикой, химией, биологией), но после окончания курса в получении диплома доктора медицины ему было отказано. О причинах отказа университетские хроники говорят весьма туманно, но можно предположить, что это было связано с репутацией атеиста и безбожника, которая прочно закрепилась за Локком со времен магистратуры и издания его первых трудов. Но это не остановило Локка, который продолжал (и довольно успешно) заниматься исследованиями в избранной им области. Вскоре его имя становится известным в научных кругах. Он знакомится с крупнейшим физиком того времени Робертом Бойлем и помогает ему в его экспериментах. Успехи Локка на научном поприще не прошли незамеченными. В 1668 г. (ему тогда было 36 лет) Локка избирают действительным членом Лондонского королевского общества, которое, по сути, являлось (и является до сих пор) национальной академией наук Соединенного Королевства. Вскоре он меняет род своей деятельности и начинает заниматься политикой. Это было связано со знакомством с графом Шефтсбери, известным государственным деятелем той поры, который предложил ему пост личного секретаря и наставника его детей. Постепенно Локк становится его ближайшим советником и получает возможность влиять на процессы большой политики. Он участвует в подготовке ряда законодательных актов, в выработке тактики и стратегии правящего кабинета, оказывает деликатные услуги в области тайной дипломатии своему покровителю и другу. Политическая деятельность все более и более захватывает его, и вскоре, благодаря своему таланту, он становится одним из признанных деятелей партии вигов (так называли партию средней и крупной английской буржуазии, стремившуюся закрепить завоевания английской буржуазной революции и не дать отобрать роялистам завоеванные ею свободы). Благодаря поддержке оппозиции, Локка назначают на ряд видных государственных постов, где он проявляет недюжинные способности государственного деятеля. Но вскоре его успешно начатая политическая карьера прерывается. После падения кабинета Шефтсбери и ареста его покровителя Локк бежит в Голландию, которая была в те годы прибежищем для эмигрантов со всей Европы. Королевские власти требуют его выдачи для суда и казни, но вмешивается случай, который резко меняет траекторию жизненного пути Локка. Он знакомится со штатгальтером (правителем) Голландской республики Вильгельмом III Оранским, который, оценив по достоинству его ум и политический опыт, приближает его к себе. После свержения Якова II Стюарта Вильгельмом Оранским, имевшим неоспоримые права на английский престол, Локк возвращается в Англию, где становится одним из наиболее видных деятелей нового правительства. Он получает пост комиссара по делам колоний и торговли, возглавляет комитет по денежной реформе. По его предложению создается Английский банк, ряд других финансовых организаций. Одновременно он занимается интенсивной научной деятельностью. Из под его пера один за другим выходят экономические, политические, атеистические трактаты. Ведет он и активную полемику на страницах газет и журналов со своими политическими оппонентами. Неоднократно выступает в парламенте и на заседаниях Королевского совета. Однако в 1700 г. он из-за болезни оставляет все свои посты и поселяется вне Лондона, в поместье лорда Мешэма, где занимается воспитанием его внука. Умер Джон Локк в 1704 г., будучи на вершине славы, окруженный почетом* и уважением людей, хорошо осознававших, что с его смертью уходит целая историческая эпоха и начинается новая, наступление которой Джон Локк обосновал и идеологически подготовил.

Духовное наследие Локка весьма впечатляет. В число трудов, написанных им, входят: «Элементы натуральной философии», «Опыт о веротерпимости», «Два трактата о государственном прав-ленци», «Некоторые мысли о воспитании», наконец, знаменитый трактат «Опыт о человеческом разумении». Опубликовано им также множество статей, писем, заметок, где рассматриваются вопросы экономики, политики, этики, религии, педагогики. Ряд работ был издан Локком под чужими именами (он всегда опасался, что его может постичь судьба вига Олжернона Сиднея, повешенного во времена Карла II за то, что в его бумагах нашли рукопись «Рассуждения о правительстве», где защищалась теория общественного договора), и сегодня произвести их идентификацию не представляется возможным.

Среди трудов Локка нет книги, специально посвященной рассмотрению вопросов культурологии, но это не означает, что он их не касался. Анализ локковских текстов показывает, что он не обошел ни одну из главных проблем теоретической культурологии. Весьма обстоятельно он рассуждает о том, как возникло человеческое общество, культура, какие законы определяют бытие социума, какие функции выполняют искусство, наука, религия и право, какова роль языка в становлении человека как социального существа.

Сразу необходимо сказать, что основатель английского сенсуализма предлагает иную концепцию общества и государства, нежели Гоббс, хотя отправные точки у того и другого одинаковы. Локк исходит из того, что естественное состояние, в котором пребывали люди на заре своей истории, отнюдь не представляет «войну всех против всех», как об этом писал Гоббс. С его точки зрения, первоначально в человеческом обществе царила доброжелательность и взаимоподдержка, ибо людей было мало и каждый владел участком земли, который он и его близкие были способны обработать. Индивид владел собственностью, которую сам создавал и не покушался на собственность себе подобных. Говоря другими словами, Локк считает, что частная собственность существует изначально, а не возникает на определенной стадии развития человеческого общества. Таким образом, исходной посылкой для Локка является одно из базовых положений философии истории, сформулированное идеологами английской буржуазной революции еще в середине XVII в, и которое, кстати, до сегодняшнего дня содержится в идейном арсенале апологетов либерализма.

Итак, общество в естественном состоянии у Локка выглядит как социум, организованный на основе принципов равенства, справедливости, независимости людей друг от друга. В этом обществе отношения между индивидами регулируются нормами морали и религии, но не права, о котором люди, пребывающие в естественном состоянии, ничего не знают. Но, по мере накопления собственности у отдельных членов общества, у них возникает желание подчинить себе подобных, которые, естественно, противятся этому. Второй предпосылкой разлада в обществе и разрушения гармонии отношений становится быстрое увеличение населения. При нехватке земли каждый видит в другом не товарища, а врага, мечтающего завладеть долей собственности, ему не принадлежащей. Так возникает состояние «войны всех против всех», которое длится до тех пор, пока люди не осознают ненормальности сложившегося положения вещей. В процессе поиска выхода из создавшейся ситуации они в конечном счете приходят к мысли о необходимости учреждения государства, которому делегируются полномочия силой устанавливать мир, защищать собственность и жизнь собственников. Это согласие и есть «общественный договор», на который опирается вся пирамида властных, экономических и правовых отношений современного общества.

Таким образом, государство, по Локку, есть искусственное, т.е., культурное образование, создаваемое волей и деяниями людей.

Из этого следует, что генезис государства повторяет генезис самой культуры, а формы государства соответствуют тем или иным формам культуры. Последняя же, согласно воззрениям Локка, не существует изначально, она не дается свыше, а создается людьми в процессе их исторической практики.

Не трудно заметить, что подобная трактовка культуры во многом перекликается с пониманием культуры, присутствующим в работах Гоббса, для которого культура — так же мир, созданный руками и разумом людей в соответствии с их потребностями, интересами.

Близко гоббсовскому и локковское решение проблемы религии. Локк признает ее неотъемлемой частью государственной машины и считает, что она выполняет важные социальные функции, которые не способны выполнять другие общественные институты, в частности мораль и право. Но он, в отличие от Гоббса, он не считает религию феноменом культуры.

Вера, в его понимании, есть проявление креативной силы Господа. Она не возникает в процессе человеческой практики и никакими гносеологическими потребностями человека невозможно объяснить ее появление. Следует отметить, что Локк выдвинул свой вариант космологического доказательства бытия Божьего, правда, повторив во многом схему рассуждений Ньютона, который считал, что помимо Бога невозможно найти никакого источника активности материи и сознания. Локк резко отрицательно относился к атеистам и даже предлагал лишить их гражданских прав, ибо атеисты с его точки зрения, будучи прирожденными скептиками, утрачивают способность к повиновению, ни во что не ставят государство и,\в конечном счете, морально деградируют, становясь опасными для других, законопослушных и богобоязненных, индивидов.

Справедливости ради необходимо сказать, что, будучи деистом по сврим религиозным убеждениям, Локк не считал, что вера обладает Правом приоритета перед научной мыслью. Более того, он настаивал, что все непонятное разуму должно быть отвергнуто, но это не мешало занимать ему крайне реакционную позицию, когда речь шла о церкви как инструменте государства.

Касался Локк и проблемы языка, которая, как было сказано выше, является одной из главных для теоретической культурологии.

С точки зрения основоположника английского сенсуализма, язык представляет собой прежде всего результат творения человека, хотя к его созданию приложил руку и Бог.

Однако роль Господа состояла только в том, что он наделил человека способностью к членораздельной речи. Все же слова создал сам человек. Он же установил и связи между ними, а также между предметами, которые они обозначают. Таким образом, уже в своей трактовке происхождения языка, как видим, Локк весьма основательно расходится с Гоббсом, который Богу отводил значительно более весомую роль в создании речи.

Локк считает, что если бы у человека не было способности делать звуки знаками идей, рождающимися в его мозгу, и если бы люди не были наделены способностью делать звуки общими знаками, доступными пониманию других, то речь никогда бы не возникла и люди до сегодняшнего дня не могли бы общаться друг с другом. Но у них существуют эти редкие способности, которые прежде всего отличают их от тех животных и птиц, например, попугаев, что способны произносить членораздельные звуки. Иначе говоря, по Локку, человеческая речь возникает как следствие существования у людей врожденной способности к абстракции и обобщению, данного изначально провидением умения связывать воедино предмет с его природой благодаря слову.

Слова, с точки зрения Локка, непосредственно связаны с чувственными идеями. Так, например, слово «дух» в своем первичном значении есть «дыхание», «ангел», «вестник. Точно так же и другие слова обозначают некие идеи, которые возникают у человека в результате чувственного освоения мира или в результате внутренних действий нашего духа. Таким образом, основой для возникновения языка является опыт, непосредственный чувственный контакт с предметами реального или идеального мира.

Локк подробно описывает, как рождаются общие понятия,/как развивается язык. Объясняет он и факт существования множества языков, который представлял камень преткновения для многих его предшественников, занимавшихся данным вопросом. Предлагает он также и решение ряда других сложных проблем, которые до/сегодняшнего дня находятся в центре внимания языковедов и лиНгвис-тов. Не будет преувеличением утверждать — Локк разработал оригинальную теорию языка, которая занимает достойное место в ряду других концепций, созданных в значительно более поздние годы.

Завершая рассмотрение культурологических воззрений Локка, необходимо хотя бы вкратце остановится на его концепции воспитания. Не вдаваясь в подробности, сразу же скажем, что Локк переосмыслил понятие «идеал человека». Конечной целью воспитания, «окулътурен-ности» индивида, с его точки зрения, должна быть не всесторонне и гармонически развитая личность, а человек, обладающий безупречными манерами, практичный по складу характера, умеющий властвовать над своими страстями и эмоциями. Говоря другими словами, человеческий идеал — это английский джентльмен со всеми присущими ему личностными характеристиками. Локк в двух своих трактатах о воспитании самым подробным образом рассказывает о том, что должен есть и пить ребенок, в какую одежду его предпочтительнее одевать, как надо развивать его таланты и способности и препятствовать проявлению дурных наклонностей, как уберечь его от тлетворного влияния слуг, в какие игры он должен играть и какие книги он должен читать и т.д. Стоит отметить, что педагогические воззрения Локка явно опережают его время. Например, он резко возражает против постоянного применения телесных наказаний, считая, что «этот метод поддержания дисциплины, который широко применяется воспитателями и доступен их пониманию, является наименее пригодным из всех мыслимых» ¹⁹. Применение порки в качестве средства убеждения, по его мнению, «порождает в ребенке отвращение к тому, что воспитатель должен заставить его полюбить» ²⁰, исподволь превращает его в скрытное, злобное, неискреннее существо, чья душа оказывается, в конечном счете, недоступна доброму слову и позитивному примеру. Возражает Локк и против широко распространенной в те времена практики мелочной регламентации поведения ребенка. Он считает, что юное существо просто не в состоянии запомнить многочисленные правила, которые предписывает этикет, а потому добиваться от него их запоминания с помощью телесных наказаний просто неразумно и предосудительно с этической точки зрения. Локк убежден, что ребенок должен быть естественен в своих проявлениях, что ему не нужно копировать в своем поведении взрослых, для которых соблюдение этикета есть необходимость, а знание норм поведения в той или иной ситуации представляет своеобразный показатель, отличающий воспитанного человека от невоспитанного. «Пока дети малы, — пишет Локк, — отсутствие в них светской учтивости в обращении, если им только свойственна внутренняя деликатность,... должно меньше всего заботить родителей» ²¹. Главное, к чему должен стремиться воспитатель, утверждает Локк, — это сформировать у ребенка представление о чести и стыде. «Если вам удалось, — пишет он, — научить детей дорожить доброй репутацией и страшиться стыда и позора, значит, вы вложили в них правильное начало, которое всегда будет проявлять свое действие и склонять их к добру... В этом я вижу великий секрет воспитания» ²².

Рассматривая вопрос о методах воспитания, Локк особое место отводит танцам. Они, с его точки зрения, «сообщают детям пристойную уверенность и умение держаться и, таким образом, подготовляют их к обществу старших» ²³. Танцы в его глазах равнозначны физической закалке, образованию и философской рефлексии, которые в своей совокупности при правильном применении дают искомый результат. Говоря о методах, Локк подчеркивает, что усилия воспитателя тогда приносят успех, если между ним и воспитуемым существует, доверие и уважение друг к другу. Он пишет: «Кто желает, чтобы его сын относился с уважением к нему и его предписаниям, тот должен сам относиться с большим уважением к своему сыну» ²⁴. Подобная постановка вопроса о взаимоотношениях воспитателя и воспитуемого была чрезвычайно радикальна для того времени, и многие упрекали Локка в том, что своими рассуждениями он крушит традиции и подрывает авторитет учителей.

Джентльмен, с точки зрения Локка, должен уметь не только безупречно себя вести, но и изысканно говорить и безошибочно писать. Кроме всего прочего, он должен владеть иностранными языками, в том числе и теми, на которых написаны трактаты предыдущих веков — греческим и латынью, причем из «живых» языков для изучения следует выбирать тот, который пригодится джентльмену для общения и деловых контактов. Джентльмен, с точки зрения Локка, должен быть прекрасным наездником и фехтовальщиком. Не лишним является и владение другими видами оружия, ибо ему необходимо уметь защищать свою честь и честь своих близких, но обучение стихосложению и музыке вовсе не является, по мнению Локка, обязательным. Автор «Мыслей о воспитании» признает, что эти умения высоко ценятся в аристократическом обществе, но на них необходимо потратить так много времени, что эта трата не вознаграждается полученным результатом. К тому же, как пшйет Локк, «Я так редко слышал, чтобы кого-либо из способных и деловых людей хвалили и ценили за выдающиеся достижения в музике, что, думается, среди вещей, которые когда-либо включались в список светских талантов, ей можно было бы отвести последнее место» ²⁵. Наконец, английский джентльмен должен быть богобоязненным, хорошо знать и уважать законы своей страны.

Таков, в самых общих чертах, идеал личности в соответствии с представлениями Локка. Не трудно заметить, что он коренным образом отличается от того идеала человека, который содержится в работах мыслителей Древней Греции, Древнего Рима, Средневековья и Возрождения. Локк предлагает усилия общества сосредоточить на создании нового социального типа исходя из чисто утилитарных потребностей, имевшихся у правящего слоя, образовавшегося в Англии в результате «славной революции» и «классового компромисса 1688 года». Это взгляд на проблему истинного представив теля своего времени, времени консолидации различных политических сил и крупных преобразований во всех сферах общественной жизни, положивших начало превращению Англии в наиболее развитую капиталистическую державу Нового времени.

Дж. Вико как один из основоположников теории культуры

Джон Локк не создал собственной теории культуры. Более того, его вклад в культурологическую науку явно скромнее, чем вклад его именитых предшественников. Однако идеи, сформулированные им, не были забыты, как не были забыты идеи, высказанные другим ученым, Джамбатистой Вико (1668—1744), который творил в ту переходную эпоху, что отделяла Новое время от европейского Просвещения.

Вико родился в Неаполе, который в то время представлял задворки Европы, в семье мелкого книготорговца. О его детских и юношеских годах сведений практически не сохранилось, известно только, что он рано посвятил себя занятиям наукой и предпочитал все свободное время отдавать общению с книгами. После окончания университета в родном городе он на протяжении почти десяти лет был домашним учителем в аристократических семействах Неаполя. Его положение позволяло ему не только содержать семью, которая после смерти отца осталась без кормильца, но и оставляло достаточно времени для научных занятий. Однако вскоре Вико решает оставить частную преподавательскую практику. Он подает документы на конкурс и в 1697 г. избирается профессором риторики Неаполитанского университета. Вся его дальнейшая жизнь была связана с этим учебным заведением, где он преподавал почти полвека, вплоть до своей смерти в 1744 г. Такова небогатая событиями биография Джамбатисты Вико, которого с полным основаниям относят к числу наиболее оригинальных и значительных мыслителей рубежа Нового времени и эпохи Просвещения.

При жизни имя Вико было известно узкому кругу специалистов, которые весьма скептически относились к его идеям. Итальянский мыслитель полной мерой испил чашу непонимания и хулы, выпавшую на его долю. Сегодня же его считают гениальным мыслителем, основоположником философии истории, на много веков опередившим свое время в постановке и решении важнейших проблем гуманитарного знания.

Вико написал множество работ, но всемирную известность ему принесла книга «Основания новой науки об общей природе наций», которая вышла в свет в 1725 г. При жизни автора она издавалась дважды, третье издание было осуществлено в год смерти Вико. После этого она не переиздавалась более двухсот лет вплоть до 50-х годов XX века, когда в нескольких странах почти одновременно вышли ее переводы.

«Основания новой науки» — странная книга. В ней встречаются весьма забавные вещи, которые сегодня не могут восприниматься без улыбки, как, например, рассуждения Вико о ведьмах, которые для увеличения своей колдовской силы убивают и съедают невинных младенцев. Можно представить, как воспринимали эти пассажи французские просветители, воспевшие всевластие и мощь человеческого разума, которые уже тогда задавали тон в духовной жизни Европы. Она трудно читается, ибо приходится буквально продираться сквозь хитросплетение фраз, архаичную лексику, бесконечные досужие отвлечения, имеющие весьма отдаленную связь с основной идеей. Зачастую логика рассуждений Вико нарушается и тогда приходится тратить огромные усилия на то, чтобы соединить обрывки ускользающей мысли. И тем не менее эта книга сегодня по праву входит в список литературы, с которым в обязательном порядке должен ознакомиться любой культуролог. Дело в том, что Вико — гений, время которого наступило только в XX веке. Он сумел заглянуть на столетия вперед, предложив ответы на ряд проблем, о которых его современники даже не догадывались. Сегодня, когда в науку пришло поколение, обладающее знанием не только отечественной, но и мировой культурологической литературы, frpyn, итальянского мыслителя воспринимается совершенно по-иному. В нем с полным основанием видят книгу, ставшую одной из вершин в духовной истории человеческого рода, труд, являющийся одним из блоков базиса культурологической науки и занимающий почетное место в ряду таких творений ищущей человеческой мысли, как «Государство» Платона, «Феноменология духа» Гегеля или «Капитал» Маркса.

Чем же основной труд Вико интересен для культурологов?

Прежде всего тем, что в нем излагается принцип периодизации культурно-исторического процесса. До Вико периодизация истории выстраивалась, исходя из догматики Библии, где вехами на пути исторического развития выступали такие события, как исход евреев из Египта, всемирный потоп, рождение Христа и так далее ²⁶. Под данным углом зрения рассматривалась и проблема типологии культур.

С точки зрения Вико, в истории Европы можно выделить три исторические эпохи, которые условно можно назвать Веком богов, Веком героев, Веком людей. Им соответствуют три вида нравов, три типа правления, три типа права, три вида суда, три вида языков.

Век богов характеризуют нравы, окрашенные благочестием и религией; Век героев — нравы гневливые и щепетильные; Век людей — услужливые, руководимые чувством гражданского долга. Соответственно, в Век богов право базируется на представлении, что всем управляет Бог; в Век героев — на силе, не сдерживаемой ни моралью, ни религией; в Век людей в основе права лежат установки человеческого разума.

Из контекста рассуждений Вико следует, что типология исторических эпох одновременно есть и типология культур, в силу чего можно выделить культуру Века богов, культуру Века героев и культуру Века людей. Эти три типа, согласно представлениям Вико, отличаются друг от друга прежде всего качественно.

Их различия проявляются не только в том, как люди обрабатывают землю, металл и камень, но и в том, как они мыслят, чувствуют, переживают.

По сути, Вико приходит к идее о том, что каждая культура обладает собственной ментальностью, идее, которая была всесторонне раскрыта только культурологами второй половины XX века, обосновавшими наличие у каждой культуры «души» (О. Шпенглер) и доказавшими существование «стиля культуры» (С. Аверинцев, Л. Боткин), который характеризует ее как специфическую целостность, где существует внутренняя перекличка идей и настроений между всеми ее элементами.

Не менее интересной является и другая идея Вико — идея о «круговороте» культур, которая впоследствии широко использовалась многими культурологами начиная от Н.Я. Данилевского до П.А. Сорокина. Вико был сторонником теории общественного прогресса, но в отличие от Перро или Фонтенеля, «смотревших на всю предшествующую историю с презрением самодовольных литераторов» ²⁷, он не был его слепым апологетом. Вико хорошо понимал противоречивость общественного развития и весьма сомневался в том, что исторический процесс подобен прямой линии, идущей от низшей точки к высшей. По мнению Вико, в истории действует более сложная закономерность, что подтверждается многочисленными фактами. Человеческое общество в целом движется от самых темных времен, когда господствовали грубые нравы, к временам просвещенным, где отношения между людьми строятся на разумных началах, однако этот процесс не является однозначным. Когда общество (и, соответственно, его культура) достигает высшей точки в своем развитии, происходит возврат на начальную стадию, и цикл повторяется снова. Подобных циклов в истории культуры, считает Вико, может быть бесчисленное множество. Прогресс же состоит в том, что новый цикл начинается с другой точки, расположенной более высоко на линии прогресса. Следует сказать, что идея круговорота, бесконечного повторения циклов развития встречается в работах авторов, которые жили и творили задолго до Вико. В частности, она присутствует в поэмах Гераклита, который писал: «Наш мир подобен колесу, что вверх и вниз стремит судьба». Содержится она и в Библии, где устами Экклезиаста говорится: «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовек. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои» ²⁸. Аналогичные рассуждения можно найти и в трудах мыслителей Востока. Поэтому приписывать Вико славу первооткрывателя данной истины невозможно, но его заслуга состоит в том, что он схватывает некоторые реальные стороны поступательного движения европейской культуры, которая за века своего существования неоднократно поднималась к вершинам утонченности и духовности и столь же неоднократно погружалась во тьму невежества и дикости. По сути, Вико упредил в своих прозрениях более поздних критиков европейской цивилизации, во многом повторяющих рассуждения Вико о «новом варварстве», что неизбежно приходит на смену расцвету культуры. Однако, как справедливо замечает М.А. Лифшиц, «как всякий пророк, Вико рассуждает туманно, с оттенком мистицизма. Реальные картины действительности подернуты у него фантастической дымкой, ослаблены бессознательными впечатлениями общественного круговорота малых культур. Эти впечатления носят слишком непосредственный и провинциальный характер, чтобы искры самосознания, те «блестки гениальности»... могли осветить всеобщие формы диалектического движения истории. Идея круговорота становится односторонней, и древний предрассудок поглощает едва родившуюся научную истину» ²⁹. Для Вико гибель любой культуры предопределена, как предопределено и ее последующее возвышение. Вико не знает иной дилеммы, хотя человеческая история полна примерами более сложного процесса развития, чем простое повторение циклов. В этом, как отмечают многие исследователи творчества итальянского мыслителя, проявляется односторонность его подхода, именно за это он может быть подвергнут критике.

Нельзя пройти мимо еще одной идеи Вико, которая тоже во многом опередила свое время.

Вико высказывает весьма эвристичную по своему содержанию мысль о целостности культуры.

С его точки зрения, каждая культура характеризуется общностью религиозных, моральных, правовых, эстетических установок, которые доминируют в общественном сознании. По его представлениям, они самым непосредственным образом связаны с типами политической и экономической организации общества, которые изменяются при переходе от одной культурной эпохи к другой. «Порядок идей», как отмечает Вико, следует за «порядком вещей». Из этого вытекает, что культура есть нечто единое, при ее изучении вполне приемлемый результат дает анализ тех идей, которые являются доминирующими в той или иной культуре на конкретной стадии ее развития. Следует сказать, что эта мысль была подхвачена Гегелем, который в своей философии истории развил и дополнил ее. В частности, он писал: «Данная форма государственного устройства может существовать только при данной религии, точно так же, как в данном государстве могут существовать лишь данная философия и данное искусство» ³⁰. Впоследствии она широко использовалась классиками марксизма, которые рассматривали ее в качестве одного из важнейших объяснительных принципов.

Для культурологов представляют огромный интерес и рассуждения Вико о мифе как явлении культуры. По сути, он первый сделал миф объектом научного анализа и показал, что миф есть продукт особого типа познания, отличающегося от сциентистского.

С его точки зрения, мифы не являются вымыслом, они есть изложение человеческой истории на первых ее этапах, прежде всего в Век богов. Вико исходит из того, что человек имеет общую природу с животными и поэтому изначально он воспринимает мир только через чувства. Первые люди, с его точки зрения, обладали неразвитым разумом и поэтому не могли познавать мир в собственном смысле этого слова. Не будучи способными постигать вещи в их сущности, они фантазировали, приписывая бесчувственным вещам чувства и страсти, создавали в своем воображении существа, которых не было в реальности. Таким образом, фантазия, воображение были первыми формами познания человека, только вступившего на путь совершенствования своего разума. Продуктом этой умственной деятельности и являются мифы. Мифы, считает Вико, не результат пустой забавы или развлечения. Они — исторические памятники, в которых в своеобразной форме запечатлены реальные события, пережитые нашими далекими предками. В них отражается характер народа, его мировосприятие и мироощущение. Отсюда следует, что изучение истории, которая есть история идей, необходимо начинать с мифов, которые являются подлинным базисом любой культуры.

Не менее важной для теоретической культурологии является и идея Вико о единстве человека, истории и культуры. Для автора «Новой науки» нет истории и культуры без человека, как нет человека вне истории и культуры. Вико понимает историю не как внешнее человеку действо, а как процесс, в котором человек создает свое собственное бытие, свою жизнь и, следовательно, самого себя. Такое решение проблемы выгодно отличает Вико от мыслителей последующих эпох, в частности Гегеля, понимающего историю как результат подчинения индивида мировому духу, который определяет ее цель и придает осмысленность культурно-историческому процессу. В дальнейшем идея Вико была подхвачена и развита нашими отечественными культурологами (М.Б. Туровским, Н.С. Злобиным), которые показали, что культура есть не что иное, как личностный аспект истории.

История, по Вико, не имеет иной цели, кроме сохранения человеческого рода. Это же и цель культуры.

Наконец, нельзя пройти мимо идеи Вико о связи форм человеческого духа со временем. С его точки зрения, формы человеческого духа являются продуктом истории и одновременно ее движителем. Это относится не только к науке, но и к искусству, роль которого в развитии человеческого рода трудно переоценить. Вико считает, что место искусства и его значение принижены точно так же, как принижено значение фантазии, чувства и страсти в познании. По его представлениям, их роль в постижении сути вещей не менее значима, чем роль разума, которому неумеренно возносят похвалы недалекие мыслители.

Вико возвышает свой голос в защиту воображения, воли, памяти, считая, что именно ими прежде всего творится история и культура человеческого рода. Более того, он считает, что именно чувства и воображение являются той силой, которая заложила основы культуры.

Таковы культурологические идеи в главном произведении Джамбатисты Вико, которое никак не может рассматриваться в качестве некоего раритета или курьеза, заслуживающего только снисходительной улыбки любознательного читателя.

Завершая рассмотрение культурологических воззрений крупнейших мыслителей Нового времени, следует сказать, что не все идеи, высказанные ими, были востребованы их наследниками. Но тем не менее они смогли заложить фундамент, на котором впоследствии было возведено величественное здание европейского Просвещения.

Примечания

1. Кампанелла T. Город Солнца. — М. — Л., 1954. — С.120

2. Цит. по: Боткин Л.М. К проблеме историзма в итальянской культуре // История философии и вопросы культуры. — М., 1975. - С. 187.

3. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство //Маркс К. Энгельс Ф. — Соч. - 2 изд. - Т.2. - С. 142-143.

4. Bacon F. The Works. - Vol. V - N.Y., 1968. - P.506.

5. Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. — Т.2 —. М., 1970. — С.288.

6. Бэкон Ф. Новый Органон. — Л., 1935. — С.134.

7. Бекон Ф. Сочинения: В 2 т. — Т.1. — С.159.

8. Фишер К. Реальная философия и ее век. — СПб., 1870. — С.43.

9. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство. — Т.2. — С. 143

10. Гоббс T. Левиафан // Соч: В 2 т. - Т.1. - М., 1965. - С.192.

11. См. Там же. С. 197.

12. Гоббс. T. Соч.: В 2 т. - Т.1. - С.311.

13. Там же. С. 183.

14. Там же. С.233.

15. Там же. Т.2. - С.65

16. Там же. С. 47.

17. Локк Дж. Соч.: В 2 т. — Т. 2. — М., 1960. — С.26.

18. Ленин В.И. Полн. соб. соч. — Т.18. — С.127.

19. Локк Дж. Мысли о воспитании // Соч.: В 3 т. — Т.З. — М., 1988. - С.442.

20. Там же. С.443.

21. Там же. С.456.

22. Там же. С.446.

23. Там же. С.456.

24. Там же. С.465.

25. Там же. С.594.

26. Подобная типологизация исторических периодов была впервые предложена Августином Аврелием в его знаменитой книге «О граде Божьим».

27. Лифшиц М.А. Джамбатиста Вико // Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. — М. — Киев, 1994. — С. XIX.

28. Книга Экклезиаста, или проповедника // Библия. Книги Священного писания. Нового и Старого завета.. М.,1993 — С.666.

29. Лифшиц М.А. Джамбатиста Вико// Вико Дж. Основания новой науки о природе наций. — С. XXIV.

30. Гегель Г.В.Ф. Собр. соч. - М. - Л., 1935. - Т.8. - С.51.

Желающие опубликовать свои работы (статьи, дипломные, рефераты) в библиотеке, присылайте их на [email protected]!