Со второй половины XIV в. в Европе начинается тот исторический период, который получил впоследствии название эпохи Возрождения. Относительно того, что собой представляет Возрождение, до сегодняшнего дня идут среди историков и культурологов жаркие споры, и не только потому, что временные границы Ренессанса в разных европейских странах различны (например, так называемое Северное Возрождение занимает временной промежуток с XV в. по начало XVII в., тогда как итальянское Возрождение — с конца XII в. по середину XVI в.), но и потому, что в сам термин вкладывается различный смысл. Анализ литературы показывает, что некоторые пишут о Возрождении как историческом периоде, лежащем между Средневековьем и Новым временем, другие, отталкиваясь от факта возвращения из тьмы небытия философии, науки, искусства, литературы Древней Греции и Древнего Рима, где они пребывали почти тысячу лет, трактуют Ренессанс как процесс «восстановления в правах» наследия классической древности, забытого в силу чисто идеологических причин и востребованного к жизни тогда, когда духовная атмосфера в Европе коренным образом изменилась. Третьи усматривают в Возрождении время смены мировоззренческих ценностей и становления гуманизма как определенной системы взглядов, где центральное место занимает идея признания человека высшим творением природы. Не вдаваясь в критический анализ изложенных выше позиций, отметим, что наиболее правильным, на наш взгляд, является понимание Возрождения прежде всего как социокулътурного и идеологического течения ¹, исторический смысл которого состоит в том, что по мере его развертывания и углубления совершается распад средневекового миросозерцания, происходит освобождение личности от духовного гнета католической церкви и утверждается новое мировосприятие, адекватное новой системе экономических и политических отношений, отражающее интересы класса буржуазии, выходящей на арену истории. Одним из проявлений духа Возрождения является гуманизм, составляющий альфу и омегу миросозерцания ренессансного человека ². Другим — рафинированный индивидуализм, взращенный на почве протеста против десятивекового уничижения личности, осуществляемого всеми социальными институтами средневековья в соответствии с догматами христианского вероучения.

Возрождение, рассмотренное в системе экономических координат, может быть представлено как процесс распада старых феодальных общественных отношений и утверждения новых — ранне-капиталистических отношений в наиболее передовых в то время странах Западной Европы.

Проанализированное в политическом аспекте, Возрождение может быть интерпретировано как начало перехода от феодальной раздробленности к мощным национальным государствам, объединенным под скипетром одного монарха. В это время «королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и создала крупные, в сущности основанные на национальности, монархии, в которых начали развиваться современные европейские нации и современное буржуазное общество» ³.

Самая краткая характеристика Возрождения, дающая возможность судить не только о тех коренных сдвигах, которые произошли в массовом сознании, но и об истоках и движущих силах Ренессанса (особенно на его первой стадии), принадлежит Франческа Петрарке, который, давая оценку своей эпохе, так писал в одной из своих эклог:

Юристы забыли Юстиниана, медики — Эскулапа,
Их ошеломили имена Гомера и Вергилия.
Плотники и крестьяне бросили свое дело
И толкуют о музах и Аполлоне ⁴.

Естественно, в этих словах есть известное преувеличение (вряд ли плотники и каменщики бросили строить дома, а крестьяне пахать землю, растить хлеб и давить виноград), но то, что в этот исторический период действительно произошли существенные перемены в мировосприятии большинства современников Петрарки, не подлежит никакому сомнению. Античность, как совершенно справедливо подчеркивают все исследователи, занимавшиеся изучением этого уникального периода в историческом развитии Европы, не только вдохновляла, но была понятна и близка как слою образованных людей — зажиточных горожан, прелатов и князей церкви, светских владык, — так и простым трактирщикам, писарям в многочисленных купеческих конторах, мелким продавцам и ремесленникам и многим другим, захваченным стихией всеобщего интереса к античному наследию. Это было уникальное время и Петрарка, если судить по его сочинениям, а также работам его духовных восприемников, в частности Джованни Боккаччо, автора бессмертного «Декамерона» и биографии гениального поэта, остаточно хорошо это осознавал.

В дальнейшем о Возрождении как особой культурной эпохе писали многие выдающиеся умы, но наиболее яркая характеристика Ренессанса содержится в предисловии к книге «Диалектика природы» Ф. Энгельса, где говорится следующее:

В спасенных при падении Византии рукописях перед изумленным Западом предстал новый мир — греческая древность; перед светлыми образами исчезли призраки средневековья; в Италии начался невиданный расцвет искусства, который явился как бы отблеском классической древности и которого никогда уже не удавалось достигнуть. В Италии, Германии, Франции возникла новая, первая современная литература. Англия, Испания пережили вслед за этим классическую эпоху своей литературы; рамки старого orbis terrarum были разбиты; только теперь, собственно, была открыта земля и были заложены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла к мануфактуре, которая, в свою очередь, послужила исходным пунктом для современной крупной промышленности. Духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве прямо сбросили ее и приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII в.

Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах, которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тогда не было ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества. Леонардо да Винчи был не только великим живописцем, но и великим математиком, механиком и инженером, которому обязаны важными открытиями самые разнообразные области физики. Альбрехт Дюрер был живописцем, гравером, скульптором, архитектором и, кроме того, изобрел систему фортификации, содержащую в себе некоторые идеи, которые много позднее были подхвачены Монталамбером и новейшим немецким учением о фортификации. Макиавелли был государственным деятелем, историком, поэтом, и, кроме того, первым достойным упоминания военным писателем нового времени. Лютер вычистил авгиевы конюшни не только церкви, но и немецкого языка, создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того проникнутого уверенностью в победе хорала, который стал «Марсельезой» XVI в. ⁵

Коренные перемены в экономическом и политическом устройстве европейского общества в этот период сопровождались не менее существенными трансформациями в духовной сфере, прежде всего в области философии, которая постепенно освобождается от пут религиозной догматики, меняет свой статус и пересматривает проблематику. Европейская возрожденческая философская мысль была, как подчеркивает А.Х. Горфункелъ, совокупностью специфических модификаций аристотелизма и платонизма, философских воззрений стоиков и эпикурейцев. Мыслители Возрождения постоянно обращаются к работам древнегреческих и древнеримских философов, в них они ищут ответы на вопросы, выдвигаемые практикой той бурной, богатой катаклизмами исторической эпохи. К Сократу и Платону, Аристотелю и Эпикуру, Сенеке и Марку Аврелию как к высшим авторитетам они апеллируют в спорах с представителями схоластической богословской мысли. Философы Ренессанса размышляют о многих вещах, но главная тема, которая волнует их всех, — это природа человека. Человек предстает как центр мироздания, как начало всех начал. Следует отметить, что антропоцентризм в какой-то степени был свойственен и средневековой философии, но схоластами проблема человека ставилась совершенно в ином ключе. В их трудах речь шла в основном о греховной сущности человека и его спасении путем обретения религиозной веры и Божественной благодати. Человек, в их представлении, создан для того, чтобы тяжкими трудами, аскезой, подвигами во имя Господа доказать свое право на вечную жизнь на небесах после окончания срока его земного существования. Философов же Ренессанса человек интересует прежде всего в его земном предназначении. Его отношения с природой и Богом ими рассматриваются в рамках нового, пантеистического понимания мира. Для них человек — высшая ступень в иерархии бытия, подлинная, а не мнимая «мера всех вещей» или, если использовать знаменитое выражение Шекспира, «венец живущего, краса Вселенной».

Не будет большим преувеличением утверждать, что философия Возрождения создала величественный гимн человеку, по своей мощи превосходящий все те панегирики homo sapiens, что провозглашались как до, так и после этой исторической эпохи ⁶. Наиболее ярко это отношение к человеку выражено в известной «Речи о достоинстве человека», написанной Пико делла Мирандола, который в уста Господа, напутствующего сотворенного им Адама, вложил следующие слова:

Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные.. Звери при рождении получают из материнской утробы все то, чем будут владеть потом, как говорил Луцилий. Высшие духи либо сразу, либо чуть позже становятся тем, чем будут в вечном бессмертии В рождающихся людях существуют семена и зародыши разнородной жизни ⁷.

Тема человека в работах мыслителей Возрождения тесно переплетается с темой природы, которая рассматривается как нечто живое и одухотворенное. Природа в работах Николая Кузанского и Джордано Бруно, Леонардо да Винчи и Николо Макиавелли, Эразма Роттердамского и Томаса Мора, Джаноццо Манетти и Лоренцо Балла — не просто результат божественного промысла, но нечто, обладающее креативностью, самодетерминацией. В их представлении законы природы равноценны божественным установлениям. Более того, некоторые из них, как, например, Альберта, вообще склонны отождествлять Бога и природу, видя в последней единственное животворящее и созидающее начало. Не будет ошибкой утверждать, что философская мысль Ренессанса создала предпосылки для появления европейской натурфилософии XVII века, дала мощный толчок к развитию естественнонаучного знания, обусловила появление ряда гениальных открытий, которые были совершены в Новое время.

Если же говорить о вкладе мыслителей Возрождения в разработку теоретической культурологии, то его следует признать достаточно скромным, особенно по сравнению с их достижениями в других областях общественной мысли. Как ни парадоксально, гуманисты Ренессанса, проявляя пристальное внимание к проблеме человека, к вопросам его производственной деятельности, исследуя вопросы, связанные с постижением законов природы, практически не обращались к теоретическому осмыслению мира культуры.

Главное, что сделали мыслители Возрождения в этой области, состоит в том, что они восстановили в правах понимание культуры как пайдейи. Для них культура перестает быть результатом Божественного промысла, неким феноменом, сотворенным Господом и пребывающим вне времени и пространства, элементом мироустройства, существующим изначально и до времени Страшного суда. Подобно античным мыслителям они интерпретируют культуру как нечто творимое и творящее, как результат целенаправленного воспитательного воздействия. В их глазах человек культурный перестает быть равнозначным образцовому христианину, безупречно исполняющему все предписания церкви, соблюдающему обряды и безоговорочно верящему в догматы Священного писания. Он снова начинает рассматриваться как закономерный итог «обработки души и тела», совершенной талантливым учителем. Можно согласится с тем, что гуманисты сознательно принимают на себя роль воспитателей человеческих душ, чтобы обратить всех и каждого... к рангу человеческого достоинства, получающего свое выражение прежде всего в открытой публичной жизни, которая... есть как бы непрерывный континиум, не ограниченный ничем внешним диалогический простор для действенных собраний свободных и равных в своих правах граждан. Они берут на себя роль церковнослужителей, но в качестве государственных мужей и наставников. Они становятся служителями того, что мы ныне называем «культурой». Или, другими словами, служителями греческой «пайдейи», все более обращающейся в «культуру» ⁸.

Однако, это следует подчеркнуть особо, философы Ренессанса вносят в трактовку пайдейи ряд принципиально новых моментов. Идеалом для них является иной социальный тип, нежели тот, на который ориентировались мыслители античности. Даже беглое знакомство с их трудами убеждает в том, что смысловым центром их размышлений о конечной цели воспитания является рефлексия по поводу гармонической и всесторонне развитой личности как высшем эталоне, на который должен ориентироваться любой воспитатель, осознающий социальную значимость своего труда.

Подобная постановка вопроса логически вытекала из пантеистических представлений ведущих мыслителей Возрождения, которые считали, что природа сама производит все формы вещей, из которых наиболее идеальной и соответствующей сущности самой красоты является гармония. По их представлениям, мир наполнен гармонией, которая проявляется буквально во всем: в сочетании красок лесов и полей, изменяющихся в соответствии с временами года, в чередовании дня и ночи, в наличии различных видов животных и птиц, которые взаимодополняют друг друга. Но если мир, созданный творцом гармоничен, то отсюда вытекает, что гармоничным должен быть и человек, являющийся частью этого мира. Причем речь идет не только о гармонии души и тела, но и гармонии самой души, которая тоже должна подчиняться всеобщим законам, установленным природой.

Идея гармонии красной нитью проходит через работы практически всех гуманистов, но наиболее полно она излагается в трудах композитора Джозеффо Царлино, художника Альбрехта Дюрера и, в особенности, в работах теоретика искусства, архитектора Леона Батиста Альберти, который в своем известном сочинении «Десять книг о зодчестве» пишет:

Есть нечто большое, слагающееся из сочетания всех этих трех вещей (числа, ограничения и размещения. — А. Ш.), нечто, чем чудесно озаряется весь лик красоты. Это мы называем гармонией (concordia), которая, без сомнения, источник всякой прелести и красоты. Ведь ее назначение и цель — упорядочить части, вообще говоря, различные по природе, неким совершенным соотношением так, чтобы они одна другой соответствовали, создавая красоту... И не столько во всем теле в целом или в его частях живет гармония, сколько в себе самой и в своей природе, так что я назвал бы ее сопричастницей души и разума... Она охватывает всю жизнь человеческую, пронизывает всю природу вещей... И нет у природы большей заботы, чем та, чтобы произведенное ею было совершенным. Этого никак не достичь без гармонии, ибо без нее распадается высшее согласие частей ⁹.

Стоит подчеркнуть, что в работах мыслителей Ренессанса понятие гармонии рассматривается не просто как элемент эстетической теории, а как принцип организации социальной жизни и воспитания. Опираясь именно на него, разрабатывают свои педагогические концепции известные падуанские гуманисты Паоло Верджерио и его ученик Витторино да Фелътре, основавший в 1423 г. в Мантуе, куда он был приглашен известным политическим деятелем той поры Франческо Гонзаго, так называемый «Радостный дом» (La Casa Giocosa), где обучение и воспитание строилось в соответствии с принципом гармонического и всестороннего развития, Джианоццо Манетти, Лонардо Бруни, Баттисто Гуарино и ряд др. Все они исходят из того, что для подготовки людей, способных занять соответствующее место в жизни и обладающих умением принимать важные решения, самым непосредственным образом затрагивающие коренные интересы городов-коммун, необходимо в школах и университетах давать максимум самых разнообразных знаний, сочетая процесс обучения с физической и нравственной закалкой молодых людей. Воспитание, с их точки зрения, является главной задачей не только родителей, но и государства, которое не должно жалеть средств для этого важнейшего дела.

Впоследствии на эту тему много писал Бальдассаре Кастилионе, но его представления о гармоничном и всесторонне развитом человеке существенно отличаются от тех, которые были зафиксированы в трудах его предшественников. Если для Верджерио и Витторино идеалом всесторонне развитой личности является такая титаническая фигура, как Леонардо да Винчи, который был не только великим живописцем, но и талантливым архитектором, искусным дипломатом, инженером, с ловкостью владевшим пером и мечом, кистью и аркебузой, резцом и циркулем, то для Кастилионе идеалом является хорошо воспитанный придворный, обладающий утонченным эстетическим вкусом и хорошо ориентирующийся в высшем свете. Другими словами, на закате Возрождения идеал гармонично и всесторонне развитой личности, сформулированный мыслителями Треченто и Кватроченто, теряет свою жизненную силу и превращается в абстрактное нормативное требование.

Если говорить о тех, кто внес наиболее существенный вклад в разработку основ культурологической теории в период европейского Ренессанса, то из блестящего созвездия имен, прославивших эту историческую эпоху, можно выделить прежде всего зачинателя гуманистической традиции, итальянского поэта и мыслителя Франческо Петрарку, а также общественного и политического деятеля Франции эпохи Генриха IV Мишеля Монтеня, которого многие исследователи считают последним гуманистом Возрождения и первым моралистом Нового времени.

Франческо Петрарка (1304—1374) происходил из семьи потомственных тосканских нотариусов, которые на протяжении нескольких поколений занимались (достаточно успешно) юридической практикой, выступая ходатаями по гражданским и уголовным делам, скрепляя своей подписью и печатью акты о разделе и наследовании имущества, брачные контракты, договора, заключаемые владельцами торговых домов. Начальное образование Петрарка получил в доме деда, который был весьма начитанным и набожным человеком. Он сумел привить внуку не только уважение к знаниям, но и любовь к великому наследию античной культуры, которую Петрарка пронес через всю свою жизнь.

Однако вскоре семья покидает Флоренцию и перебирается сначала в Пизу, а затем в Авиньон, где в те годы была резиденция папы римского. В дальнейшем вся жизнь семьи и Петрарки-младшего будет связана с этим городом, где причудливо переплетались различные культуры (итальянская, французская, прованская, немецкая), и где все течение жизни было подчинено распорядку, по которому жил двор святейшего главы католического мира. В Авиньоне Петрарка заканчивает школу, где получил представление о началах грамматики, диалектики и риторики, и вскоре поступает на юридический факультет в Монпелье, но через некоторое время переводится в Болонский университет, который считался в те годы лучшим европейским университетом, готовящим будущих служителей Фемиды. Однако Петрарка не заканчивает курс. Как только предоставляется возможность, он бросает университет, возвращается в Авиньон и полностью сосредотачивается на занятиях поэзией, к чему он чувствовал склонность с юношеских лет. Как отмечают исследователи творчества Петрарки, в папской столице он вел жизнь, если можно так выразиться, «средневекового денди», посещая различные празднества, увеселения, нанося и отдавая визиты многочисленным знакомым, без конца сочиняя канцоны, мадригалы, сонеты в честь прекрасных дам. Вскоре он становится известным как тонкий лирик и мастер изысканных стихотворных форм. Немного позже к нему приходит слава лучшего поэта папской столицы, а также Италии и Франции, где с ним в искусстве стихосложения не мог в то время соперничать никто. Благодаря своей известности, он становится вхож в лучшие аристократические дома.

В начале 1341 г. Петрарка получает предложение от Парижского университета, несколько позже — от короля Неаполитанского и, наконец, от папской курии, которая сочла возможным короновать его лавровым венком.

Событие, ставшее апофеозом всей жизни Петрарки, состоялось 8 апреля 1341 г. Это был первый день Пасхи, когда празднуется воскресение Христа. По преданию, Петрарка сам назначил эту дату. Как утверждает его первый биограф Джованни Боккаччо, Петрарка видел особый смысл в том, чтобы его всемирное признание состоялось именно в день возрождения. Он верил, что акт увенчания его — человека нового типа и склада характера, основоположника гуманизма и создателя литературного итальянского языка — начинает новую эпоху в истории не только его родной Италии, но и всей Европы, которая будет действительно эпохой восстановлением прерванной цепи преемственности европейской культуры, своими корнями уходящей в античность. О своем восприятии события, свершившегося на Капитолийском холме в первый день Пасхи 1341 г., Петрарка достаточно обстоятельно говорит в письме своему покровителю — Неаполитанскому королю Роберту, одарившего его в знак признания его выдающихся заслуг перед поэзией пурпурной мантией, подбитой горностаем, наподобие тех, что в торжественных случаях возлагались только на плечи монархов: «Прими благую весть, заброшенные Музы вознаградили мой талант... Благодаря тебе Рим и пустынный дворец Капитолия озарила необычная радость. Пустяковое событие, скажет кто-нибудь, однако благодаря своей новизне оно стало выдающимся и было отмечено аплодисментами и ликованием народа» ¹⁰. Приблизительно также воспринимали факт увенчания Петрарки лавровым венков и его современники Об этом можно судить по трудам Джованни Боккаччо, в которых неоднократно говорится, что именно с этого дня начался отсчет новой исторической эпохи, что будет им впоследствии названа эпохой Возрождения.

Достижение вершины славы не вскружило голову Петрарки. В последующие годы он продолжал интенсивно работать выпуская в свет не только поэтические сочинения, но и научные, а также религиозно-богословские трактаты, заметки об истории Италии. Он пишет двенадцать эклог, известных под названием «Буколическая песнь», трактаты «Об уединенной жизни», «О монашеском досуге», «О достопамятных вещах и событиях», полемическое сочинение в защиту поэзии «Инвектива против врача в четырех книгах» и свою знаменитую исповедь, которую он назвал «Secretum», что в переводе означает «Моя тайна». Известность его перешагивает границы Италии. Более никто не сомневается в том, что он действительно является подлинным королем «всех образованных людей, поэтов и историков», как было написано в тексте закона, торжественно принятого Сенатом Рима в год его коронации. Его считают желанным гостем во всех столицах тогдашней Европы. Государи и владетельные князья считают за честь провести в разговоре с ним не то что час — минуты. Папа расточает ему милости и благодеяния. Однако в 1353 г., накануне своего пятидесятилетия, Петрарка покидает Авиньон и возвращается в Италию. За право считать знаменитого поэта, ученого членом своей коммуны спорили многие города, в том числе и родная Петрарке Флоренция, правительство которой даже пообещало вернуть ему имущество, конфискованное некогда у его отца как участника заговора против республики. Но Петрарка выбрал для жительства Милан, где при дворе архиепископа Джованни Висконти тогда сложился кружок образованных людей, разделяющих идеалы гуманизма и увлеченность Петрарки культурным наследием античности. Другим мотивом, обусловившим его выбор, была надежда на то, что Висконти представляет собой человека, способного покончить с феодальной раздробленностью Италии и прекратить постоянные междоусобицы между городами и отдельными владетельными феодалами. Однако разочарование в правителе Милана наступило достаточно быстро, и вскоре Петрарка уезжает в Венецию, которую тоже через некоторый срок покидает после нанесенного ему оскорбления некими философами-аверроистами, поставившими под сомнение его ученость.

Последние годы жизни Петрарки прошли в Падуе и в Аркве, маленьком селении на Евганейских холмах, расположенном среди оливковых рощ, кипарисов и виноградников. Он продолжал работать до последних минут жизни. По преданию, гениальный поэт и выдающийся ученый завершил свой жизненный путь 19 июля 1374 г., работая над очередной рукописью.

Петрарка оставил множество сочинений, из которых большинству людей, даже получившим неплохое образование, прежде всего известна его «Книга песен», включающая в себя сонеты, мадригалы, канцоны, секстины, баллады, созданные им в честь его возлюбленной Лауры. Менее известны его научные работы, и практически неизвестны труды, где он исследует культурологическую проблематику. Вместе с тем, круг данных вопросов весьма интересовал Петрарку, и есть весомые основания считать его одним из тех, кто закладывал фундамент культурологической теории.

Если анализировать теоретическое наследие Петрарки под данным углом зрения, то прежде всего необходимо сказать о том, что он, по сути, открыл античность как новый тип культуры и обосновал его отличие от культуры предыдущей исторической эпохи.

После Петрарки говорить о культуре как некоем феномене, пребывающем вне времени и пространства, существующем с момента сотворения мира и до Страшного суда, уже было невозможно. Не будет большим преувеличением сказать, что Петрарка одним из первых применил принцип историзма в понимании культуры, показав, что культура античности, Средневековья и его времени есть ступени развития одного и того же феномена, но приобретающего различные черты на различных стадиях его существования.

В то же время он более четко, чем Данте и многие из его современников, проводил разделение между культурой его исторической эпохи и культурой античности. По сути, он заложил основы для научного осмысления Ренессанса и более взвешенной оценки всех ренессансных теорий подражательности, которые были чрезвычайно распространены, особенно во времена Треченто.

Петрарка не только обосновал отличие своей культурной эпохи, но и выделил ее характерные черты, показав, что ренессансное миропонимание и мироощущение коренным образом отличается от средневекового и, весьма существенно, от миропонимания и мироощущения античного человека, который мыслил, чувствовал и действовал во многом иначе, чем гуманисты Возрождения. Можно утверждать, что от Петрарки идет традиция рассматривать культуру Средневековья как теоцентричную, а Ренессанса как антропоцентричную, которой придерживаются сегодня практически все современные исследователи-культурологи как на Западе, так и на Востоке.

Петрарка выдвинул и обосновал тезис, согласно которому творцом культуры является свободная, раскрепощенная личность, не испытывающая духовного и экономического гнета, обладающая чуткой душой, разносторонне образованная и гармонично развитая.

Эта идея логически вытекала из его концепции индивидуализма, созданной им еще в авиньонский период, а затем совершенствуемой им всю жизнь. Согласно ее положениям, мыслящая личность обладает правом действовать прежде всего исходя из своих интересов и потребностей, добиваясь почета и широкой известности. Слава, в понимании Петрарки, не грех, а самое утонченное из наслаждений, которое может быть даровано гениальному человеку. Петрарка, как подчеркивает А.К. Дживелегов, первым додумался до этого и первым из мыслителей ренессанснои эпохи построил свою жизнь в соответствии с основополагающим постулатами своей концепции. Показательно, что именно с позиций своей теории индивидуализма ведет Петрарка спор с Августином Блаженным в знаменитой петрарковской «Тайне», однако не менее показательно и то, что защищается Петрарка от контраргументов Августина весьма неэффективно, ибо «он инстинктивно понимает, что главные аргументы индивидуализма не скажут Августину ничего, а на средневековой почве Августин неуязвим» ¹¹.

Петрарка нашел, описал и откомментировал многие рукописи античных авторов, которые были выведены из научного оборота почти на протяжении десяти веков.

Он первый проанализировал особенности языка Сократа, Аристотеля, Цицерона и Вергилия, Эпикура и Тацита.

Ему принадлежит честь создания литературной латыни, на которой вскоре заговорила вся образованная Европа. В известном смысле, его можно рассматривать как первого европейского филолога, предложившего способ интерпретации текстов, на который опирается современная герменевтика.

Более того, как совершенно справедливо замечает Р.И. Хлодовский, «Петрарка отнял Слово у Бога и возвратил его человеку. Он перестал считать слово знаком трансцендентного и увидел в нем наиболее непосредственное проявление «человечности» человека и создаваемой им гуманитарной культуры» ¹². Согласно концепции основоположника итальянского гуманизма, речь тождественна внутреннему миру человека и не только зависит о состояния души человека и степени его развитости, но и сама влияет на душу и развитие индивида. Именно поэтому изучение как человека, так и творимой им культуры необходимо начинать с анализа его речи и того языка, который употребляется в том или ином обществе, причем изучение языка не может ограничиваться только постижением премудростей «техники» языка, как считали средневековые схоласты, а прежде всего должно преследовать цель постичь его суть, внутренние закономерности, связь с типом культуры, родившей его.

Петрарка обосновал тезис о том, что основой единства нации выступает прежде всего язык, и если представители различных этносов говорят на различных языках, то это является свидетельством того, что процесс формирования нации находится в самом зародыше и пройдет немало времени прежде чем из этого конгломерата «выработается» нечто единое, что можно будет назвать нацией. Более того, в его работах неоднократно повторяется идея о том, что наличие единого языка есть непременное условие существования государственности. Впоследствии эта мысль будет использоваться многими исследователями культуры, в том числе и отечественными, причем, как прошлого времени, так и нашими современниками.

Петрарка первым среди гуманистов поставил вопрос о необходимости рассмотрения под иным углом зрения дихотомии «культура-натура», ибо, с его точки зрения, противопоставление культуры природе, имевшее место в рассуждениях античных авторов, не продуктивно.

Человек тысячами нитей связан с природой и поэтому он должен жить в гармонии с ней, а не рассматривать ее только в качестве объекта приложения своей активности.

Достижение гармонии с природой Петрарка рассматривал в качестве идеала и всю свою сознательную жизнь стремился к тому, чтобы он стал реальностью. Именно этим мотивом объясняет он выбор места для своего постоянного жительства не в Авиньоне, а в городке Воклюзе, находящемся в пятнадцати тысячах шагов от папской резиденции. Эта же причина побудила его в качестве последнего своего пристанища выбрать виллу Франческо да Каррара, расположенную в живописнейшей местности недалеко от Падуи.

Следует подчеркнуть, что гармонию между человеком и природой Петрарка рассматривал в качестве одного из главных условий человеческой свободы, что было нетривиальной мыслью для того времени. Об этом никто до Петрарки не говорил, в том числе и античные мыслители, к которым он относился с огромным уважением. Впоследствии эта идея прозвучит в трудах идеологов Просвещения, в частности, в работах Жан-Жака Руссо, который, опираясь на нее, создаст свою концепцию «естественного человека».

Петрарка, исходя из своего понимания взаимоотношения человека и природы, первым дал критику городской культуры.

Гениальный итальянский мыслитель и поэт, называя себя «гражданином рощ», писал: «Города — враги моим мыслям, леса друзья.... В городе я другой человек, чем в деревне. Тут я повинуюсь природе, там — примеру.». ¹³ Впоследствии эта идея станет одной из любимых для многих видных культурологов, в частности О. Шпенглера, который с появлением мегаполисов и «кочевников больших городов» связывал кризис европейской культуры.

Петрарка первым обосновал идею о культурном единстве Европы, которая сегодня определяет самосознание любого образованного европейца.

Он показал, что, несмотря на различие языков, исторических судеб, народы Европы могут рассматриваться как суперэтнос, как носители одного и того же цивилизационного начала, ориентирующиеся на схожую систему ценностей, в отличие от народов, принадлежащих другим цивилизационным системам, в частности, представителям исламского и славянского миров.

Петрарка, как отмечают многие исследователи, был начисто лишен средневекового, муниципального патриотизма. Бесконечные войны, которые велись владетельными сеньорами с городами-коммунами, распри между городами, противоборство партий внутри городов воспринимались им всегда как общенациональные бедствия, и в силу своих возможностей он стремился погасить возникающие конфликты. Сохранившиеся документы говорят о том, что Петрарка не раз и не два выполнял дипломатические миссии, причем в качестве аргумента для примирения враждующих сторон он неоднократно использовал тезис о принадлежности тех и других к единому христианскому миру и единой европейской культуре.

Петрарка положил начало исторической критике. Он доказал неподлинность ряда исторических документов и рукописей, на которые постоянно ссылались в своих работах представители средневековой схоластики.

Впоследствии его метод был использован известным представителем второго поколения гуманистов Лоренцо Балла, который доказал подложность так называемого «дара Константина», грамоты, будто бы подписанной владыкой Римской империи, к тексту которой на протяжении столетий апеллировали папы римские для обоснования своих притязаний на верховную власть не только в Италии, но и во всей Западной Европе.

Петрарка первым указал на Платона как философа, достойного не меньшего, а, возможно, большего уважения, чем Аристотель.

Именно после публикации его работ труды Платона начали изучать в европейских университетах, а знание его знаменитых диалогов «Тимей», «Протагор», «Критон», «Горгий» и других стало обязательным для любого образованного человека.

Наконец, Петрарка заложил основы подхода, в соответствии с которым проблема человека, проблема гуманизма и проблема историзма рассматриваются как аспекты одной проблемы.

Эта идея и до сегодняшнего дня не утратила своей значимости, о чем можно судить хотя бы по тому факту, что одной из наиболее представительных школ в современной культурологии является та, где культура интерпретируется как субъектный аспект истории.

Словом, в лице Петрарки мы имеем гениального поэта, крупнейшего философа и ученого (так оценивал Петрарку К. Маркс), внесшего весомый вклад в разработку основ культурологической теории. Многие из его идей, высказанных более шести веков назад, сегодня воспринимаются как постулаты, не требующие доказательств, и именно от них отталкиваются при построении своих теоретических конструкций многие современные культурологи. Он, как совершенно справедливо подчеркивает А.К. Дживелегов, «действительно отец гуманизма. По его сочинениям учились целые поколения ученых» ¹⁴. Другим крупнейшим мыслителем европейского Ренессанса, оказавшим существенное влияние на процесс развития культурологической мысли, был видный общественный и политический деятель Франции эпохи Генриха IV Мишель Монтень (1533—1592), которого можно с полным основанием считать последним гуманистом Возрождения и первым моралистом Нового времени. Появление Монтеня на свет совпало с началом религиозных войн во Франции, которые продолжались более трех десятилетий (о событиях тех лет мы знаем по историческим романам Генриха Манна «Молодые годы короля Генриха IV», Проспера Мериме «Хроника времен Карла IX»). В самостоятельную жизнь он вступил в самый разгар Контрреформации, когда Европа начала содрогаться в пароксизме религиозного фанатизма, когда насилие над духом и телом превзошло все то, что мы знаем по самым мрачным временам средневековья. Дух и буква Триденского собора требовали от католиков признавать истиной любую нелепость, если она высказывалась представителем клира, независимо от того, был ли он князем церкви или странствующим монахом-францисканцем. Даже малейшее сомнение в том, что сказал кюре на проповеди, рассматривалось как страшный грех, за которым следовало обвинение в ереси со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Каждый ощущал на себе ледяной взор недремлющего ока инквизиции, ревностно заботившейся о том, чтобы ни один еретик не остался безнаказанным и чтобы заплечных дел мастера не оставались без работы» ¹⁵. Публичные казни, пытки были обыденным явлением. Неизгладимый след в памяти юного Монтеня оставила страшная резня, учиненная в Бордо коннетаблем Монморанси, который был послан усмирить непокорных подданных короля, воспротивившихся повышению налога на соль.

Мрачная, беспросветная действительность подвигала мыслящих людей того времени задаваться вопросами о том, правильным ли путем идет европейская цивилизация, верны ли те базисные предпосылки, из которых исходили гуманисты Треченто. Эти вопросы волновали Монтеня, который уже в юношеском возрасте поставил перед собой задачу поиска ответов на них.

Монтень получил блестящее по тем временам образование. Сначала он обучался наукам и искусствам дома, где его наставником был отец, влюбленный в Древнюю Грецию и Рим (он, подобно многим другим образованным современникам, неоднократно бывал в Италии, боготворил гуманистов и считал классическую латынь единственным языком, способным адекватно выражать как мысль ученого, так и движения души поэта). Пребывая в экзальтированной атмосфере родного дома, где преклонение перед культурой античности было нормой, Монтень в совершенстве овладел латынью и уже в юношеские годы читал в подлинниках произведения римских философов, прозаиков, драматургов, а также греческих поэтов и мыслителей, переведенные на латынь. Французским языком он начал овладевать только в колледже, где почти ничего, кроме трудов античных авторов, не считал нужным изучать. По дошедшим до нас сведениям, после завершения подготовки в коллеже он закончил один из известнейших университетов южной Франции в Тулузе и через несколько лет был назначен королевским советником городского парламента в Бордо. В 80-е годы он дважды избирался мэром этого бывшего оплота гугенотов, но затем отказался от этой почетной должности, сосредоточившись на литературном труде. Отказ от поста был в значительной степени вынужденным ибо Монтень, не примкнувший ни к партии Колиньи, ни к партии Гиза и считавший себя сторонником «политиков» (так тогда называли тех, кто хорошо понимал всю пагубность религиозных войн, которые в конечном счете вели к укреплению власти крупных феодалов), постоянно оказывался между враждующими партиями, которые делали все возможное, чтобы склонить его на свою сторону. Не желая насиловать свою совесть, Монтень отходит от активной политической деятельности, сочтя для себя более приемлемой позицию человека, способного к критическому осмыслению происходящего. В последние годы он поддерживал в борьбе за власть Генриха Наваррского (в будущем короля Франции Генриха IV), рассматривая его как единственного крупного политика той эпохи, который, по его мнению, был способен покончить с феодальной раздробленностью страны и религиозными войнами. В воспоминаниях современников и памяти потомков Монтень остался великим ученым, прогрессивным политическим деятелем, подлинным патриотом своей родины, бескорыстным человеком, который никогда не изменял своим убеждениям ни при каких обстоятельствах, как бы сложны и трагичны они ни были.

Монтень оставил множество трудов, но самым интересным для культуролога является его книга «Опыты». Эта книга не вписывается ни в один из существующих литературных жанров. Ее нельзя назвать научным трактатом, не напоминает она и литературно обработанную биографию. Это явно не роман и не собрание нравоучительных сентенций. По воспоминаниям современников, Монтень вначале не предполагал ее публиковать, предназначая свои размышления для узкого круга друзей и единомышленников. Однако замысленное как сочинение интимное, «Опыты» вскоре стали литературным произведением национального масштаба, оказавшим огромное влияние на формирование философской, этической, политической мысли не только Франции, но и других европейских стран.

Вклад Мишеля Монтеня в теорию культуры прежде всего состоит в том, что он, развивая идеи, содержащиеся в работах Тацита, дает развернутую и жесткую критику европейской цивилизации.

То, о чем Тацит сообщает читателю намеками, со множеством оговорок, Монтень говорит в полный голос, не скрывая своего отрицательного отношения к тому, что он видел, чему он был невольным свидетелем. Европейская цивилизация, с его точки зрения, отнюдь не высший тип цивилизационной системы. Она явно заблудилась на дорогах истории, и ее достижения в области науки и техники, музыки и литературы не идут ни в какое сравнение с естественной простотой нравов, разумной организацией жизни, достижениями в изобразительном искусстве и архитектуре других цивилизаций, прежде всего цивилизаций Нового света. Монтень открыто противопоставляет образ жизни, политическое устройство, систему общественных отношений, сложившихся у майя, ацтеков, образу жизни, устройству государства, обычаям, существующим на его родине. Высочайшую заслугу народов Нового Света он видит в том, что они смогли создать культуру, базирующуюся на использовании естественных законов, позволяющую человеку жить в гармонии с природой. Особенно он подчеркивает высокую моральность членов этих обществ, называемых европейцами варварскими за то, что они не носят костюмов европейского покроя и поклоняются другим богам. Он пишет, что в лексиконе коренных жителей Нового Света нет даже слов, обозначающих ложь, предательство, притворство, скупость, зависть и злословие. Монтень отмечает, что «их способ ведения войны честен и благороден и даже извинителен и красив настолько, насколько может быть извинителен и красив этот недуг человечества: основанием для их войн является исключительно влечение к доблести» ¹⁶.

По представлениям Монтеня, культура народов Нового Света многократно превосходит культуру любой страны Европы.

Потрясающее великолепие городов Куско и Мехико, — пишет он, — и среди прочих диковинок сад их короля, где все деревья, плоды и все травы, расположенные так же, как обычно они произрастают в саду... были поразительно искусно выполнены из золота.. красота их 1 изделий из камня, перьев и хлопка, а также произведения их живописи наглядно показывают, что они нисколько не ниже нас и в ремеслах ¹⁷.

Рисуя столь яркими красками культуру коренных народов Нового Света, Монтень, по сути, наносит мощный удар по идее европоцентризма, которая до него никем не оспаривалась, в том числе и наиболее крупными представителями философской мысли Кватроченто и Чиквинченто.

Но вклад Мишеля Монтеня в культурологическую науку не исчерпывается только этим. Не будет большим преувеличением сказать, что Монтень поколебал основы антропоцентризма, который безоговорочно доминировал в сознании его предшественников-мыслителей Ренессанса. От него идет линия критики мнимого всемогущества человека, противопоставляющего себя природе и рассматривающего окружающий мир как безграничное поле приложения своих креативных потенций. Апологетика естественного человека, живущего в гармонии с природой, создающего мир культуры в соответствии не только с человеческими, но и природными законами, начинается именно Монтенем, который углубил и развил идеи, содержащиеся в работах Демокрита, с которыми он был знаком еще в юношеские годы.

Монтень первым из гуманистов начинает говорить о несовершенстве человеческого разума, видя доказательство этого тезиса в несовершенстве того мира, который создан волей и руками людей.

Не смешно ли, — писал Монтень, — что это ничтожное и жалкое создание, которое не в силах даже управлять собой и предоставлено ударам всех случайностей, объявляет себя владыкой и властелином Вселенной, малейшей частицы которой оно не в состоянии познать, а не то чтобы повелевать ею ¹⁸

По сути, Монтень своими произведениями начинает критику европейского рационализма, одной из базовых структур «фаустовской цивилизации».

Говоря о понимании культуры Монтенем, следует заметить, что оно во многом совпадает с той трактовкой культуры, которая существовала у античных авторов. Человек, согласно воззрениям автора «Опытов», достигает культурного состояния только тогда, когда он все свои помыслы направляет на совершенствование духа, ума, воли, эстетического вкуса и своего тела. Плод «окультуривания» индивида — его духовное и физическое здоровье. Величие культуры усматривается Монтенем в простоте общественных отношений, в первобытной чистоте нравов, непосредственности здравых мыслей и эстетического отношения к действительности. Культура людей, с точки зрения Монтеня, тем выше, чем более они доверяют природе и следуют ее указаниям. Не учить природу, а учиться у нее — вот путь к подлинной культуре.

Справедливости ради необходимо сказать, что у автора «Опытов» есть и другая трактовка культуры. Монтень неоднократно пишет о том, что культура — это высшее завоевание человеческого гения. Таким высшим завоеванием Монтень считал античную культуру, в особенности культуру Древней Греции и Древнего Рима периода расцвета (юный Рим и Рим эпохи упадка ему не нравятся), которую не смогли превзойти ни культура Средневековья, ни даже Ренессанса.

Античную культуру Монтень ценит прежде всего за то, что ее целевой установкой было воспитание гражданина с развитым самосознанием и высокой нравственностью, способного к возвышенным поступкам, обладающего представлениями о чести, достоинстве. Сопоставляя нравы современного ему общества с теми, что были в древности, он приходит к выводу, что в моральном отношении его современники стоят на более низкой ступени, чем свободнорожденные жители Афин времен Перикла или Рима времен братьев Гракхов. В ту историческую эпоху, пишет он, не представляло труда встретить человека, умеренного в жажде мести, снисходительного к тем, кто его оскорбил, свято соблюдающего данное слово, не двуличного, не приспосабливающего своих убеждений к воле других людей, не сгибающегося под тяжестью жизненных обстоятельств. Сегодня же подобные люди встречаются исключительно редко, и можно прожить целую жизнь и не встретить такого человека. Ни Средневековье, ни Ренессанс, по мнению Монтеня, не дали таких образцов самопожертвования, бескорыстия, мужества, верности в любви и дружбе, о которых повествуют античные авторы. Он в полном смысле слова слагает гимн Сократу, которого считает одним из величайших людей, отстаивавших право на свободу мысли до конца. Превозносит он и Ликурга, называя его самым мудрым из законодателей всех времен и народов. К числу выдающихся мужчин Монтень относит также Гомера, Александра Македонского и Епаминонда, чье первенство среди свободнорожденных граждан греки признавали безоговорочно. Из женщин к числу выдающихся он причисляет Аррию, жену консула Цецинны, и Помпею Павлину, жену Сенеки.

Античная культура, с точки зрения Монтеня, превосходит культуру всех других обществ не только потому, что в ее лоне сформировалось множество героев и мудрецов, ставших образцами для подражания, но и потому, что она обеспечивала свободу мысли.

Согласно представлениям автора «Опытов», наличие многочисленных философских школ, публичные дискуссии на форумах, состязания ораторов способствовали резкому повышению интеллектуального уровня людей античности, которые обо всем могли судить здраво, опираясь на знания и собственный опыт, руководствуясь не эмоциями, а разумом. Сегодня же эта способность разумного суждения европейским человеком утрачена, ибо, как пишет Монтень, «мы получаем науку от гражданских властей», и овладение знанием происходит по их предписаниям в школах, которые на одно лицо и где учат одному и тому же.

В качестве доказательства тезиса об античной культуре как высшем образце, Монтень апеллирует также к античному искусству и литературе. С его точки зрения, античными ваятелями, живописцами, прозаиками, поэтами, драматургами созданы столь совершенные произведения, что их не смогли превзойти творения художников, скульпторов и поэтов более поздних времен. Монтень посвящает много страниц подробному разбору работ античных авторов, аргументирование доказывая, что они с полным основанием могут рассматриваться в качестве эталонов. Таким образом, культура Древней Греции и Древнего Рима под пером Монтеня превращается в идеал культуры или, говоря современным языком, в идеальный культурный тип, с которым необходимо соотносить культуры других стран и народов, иных исторических эпох. Монтень высказывает и ряд других конструктивных идей, которые не могут быть проигнорированы теоретиками культуры. В частности, он неоднократно подчеркивает тесную связь культуры и морали. С его точки зрения, общество, в котором отсутствует человеколюбие, где нет представления о стыде и долге, не может называться культурным.

Жестокость, бесчеловечное отношение вызывают у него подлинное возмущение. Он с гневом говорит о нравах своей эпохи, где насилие над личностью, пытки и убийства были нормой. Корни этой жестокости, считал Монтень, кроются в биологической природе человека, и только культура способна подавлять этот «инстинкт бесчеловечности», который при определенных обстоятельствах превращает человека в кровожадного зверя, наслаждающегося мучениями себе подобных. Нравственность, как и культуру, Монтень понимает не как нечто изначально данное и неизменное по своей природе. Точно так же, как человек становится культурным в процессе воспитания, так и моральным существом он делается в результате большой духовной работы над собой. Нравственность, по Монтеню, есть итог самовоспитания, результат кропотливой работы по проращиванию того семени, которое заложено в нас природой.

Интерес вызывает и идея Монтеня о книге как продукте культуры и высшей культурной ценности. Роль книг в жизни человеческого общества, с точки зрения Монтеня, трудно переоценить. В них концентрируется опыт человечества. Они являются орудиями передачи знаний. Если бы книги исчезли, то темпы развития человечества замедлились бы на несколько порядков. Вполне возможно, что это стало бы началом конца человеческой цивилизации. Монтень много и подробно говорит о той роли, которую книги сыграли в его жизни. Он отмечает, что книги сопровождали его не только на отдыхе, но в военных походах, длительных путешествиях. Монтень подчеркивает, что наслаждение, испытываемое им от чтения умной книги, не может сравниться ни с чем, в том числе и с чувственными наслаждениями, которые дают тонкие вина, изысканные блюда или обладание любимым человеком. Запрещение, а тем более уничтожение книг, считает Монтень, должно быть приравнено к преступлению, а тех, кто выносит подобные вердикты, следует считать преступниками, подлежащими осуждению.

Заслуживает внимания и идея Монтеня о двух видах продуктов, создаваемых человеком в процессе его культурно-творческой деятельности. Согласно представлениям автора «Опытов» только то, что возникает в результате деятельности человека в соответствии с установлениями природы, может быть отнесено к разряду вещей прекрасных и благородных. Возникающее вопреки установлениям природы, порождаемое деятельностью неестественной не может рассматриваться как культурная ценность. В этом тезисе Монтеня содержится зародыш идеи о различии культуры и цивилизации — центральной идеи для культурологической мысли XIX столетия.

Говоря о монтеневском понимании культуры, следует обратиться к вопросу о соотношении культуры и религии.

Монтень, как подлинный представитель ренессансной эпохи с ее свободомыслием и скептическим отношением к вере, совершенно однозначно провозглашает противоположность культуры и религии.

С его точки зрения, христианская этика обрекает человека на безрадостное существование, на подавление естественных стремлений и желаний. Осуждение церковью чувственной любви он считал не только ошибочным, но и преступным, ибо видел в этом попытку насильственного изменения человеческой природы. Монтень резко критиковал практику покаяния, считая, что оно в такой же мере преступно, как и тот грех, в котором каются. По его мнению, твердая уверенность кающегося в том, что грехи ему будут отпущены, подавляет в человеке голос его совести и снимает с него моральную ответственность за совершенные неблаговидные поступки.

Наконец, нельзя не сказать еще об одной идее Монтеня, не утратившей своего значения и для сегодняшнего дня, — о связи уровня культурного развития общества с уровнем развитости коммюнитарных начал.

Согласно Монтеню естественным условием существования человеческого общества является равенство имущества. Там, где это условие не соблюдается, отношения между людьми приобретают извращенный вид. Имущественное неравенство, как считал Монтень, — главная причина всех социальных катаклизмов, потрясающих общество время от времени, исток всех пороков — от скупости до аморализма. Но если имущественное неравенство противоестественно, то, следовательно, оно не может быть элементом подлинно человеческой культуры.

В качестве подтверждения своего тезиса Монтень апеллирует к достижениям цивилизации майя, ацтеков, инков, которые, как он считал, смогли создать разумно устроенное общество, подняться к вершинам искусства и морали потому, что у них отсутствовала частная собственность.

Перечисленную выше совокупность идей, содержащихся в трудах Мишеля Монтеня, трудно рассматривать как целостную концепцию культуры. Впрочем, это и не удивительно. Монтень никогда не ставил перед собой такой задачи, и этим прежде всего объясняется тот факт, что перед нашими глазами, когда мы берем его работы, предстает россыпь блестящих мыслей, которые весьма трудно объединить в систему. Тем не менее Мишель Монтень вошел в историю европейской мысли как один из самых глубоких философов рубежа позднего Возрождения и Нового времени, чьи труды оказали глубокое воздействие на критически мыслящие умы последующих столетий. Его вклад в становление культурологической теории так же несомненен, как и вклад его великого предшественника Петрарки. К числу других мыслителей эпохи Ренессанса, внесших свою лепту в закладку фундамента здания культурологической науки, относятся Паоло Верджерио (1370—1444), Пико делла Мирандола (1463— 1494), Николло Макиавелли (1469—1527), Томас Мор (1478—1535). Паоло Верджерио, по сути, дал новое понимание пайдейи как результата «окультуривания» человека. В своем знаменитом трактате «О благородных нравах и свободных науках», посвященном сыну правителя Падуи Умбертино Каррара, он подробно описал идеал всесторонне и гармонически развитой личности и изложил основополагающие принципы гуманистической педагогики. Здесь же содержится идея о книгах как главном инструменте сохранения родовой человеческой памяти, превышающем по своей эффективности все другие способы передачи опыта и достижений от одного поколения к другому ¹⁹. В этом же труде дается обоснование особого места философии в культуре. Рассуждая о том, какие искусства являются свободными, он пишет: «Философия же потому свободна, что ее изучение делает людей свободными» ²⁰. Без овладения философским знанием, считает Верджерио, не может идти и речи о том, чтобы человека назвать культурным. 3 Понимание культуры в трудах мыслителей европейского Возрождения 81 В работах Пико делла Мирандолы имплицитно содержится мысль о том, что культура, будучи творением человека, занимающего срединное место между ангелами и животными, есть некий «третий мир», лежащий между небом и землей. Эту идею впоследствии разовьют неокантианцы, которые обосновывают, что мир культуры (мир ценностей) есть мир трансцендентального. Пикколо Макиавелли теоретическая культурология обязана мыслью о религии как неотъемлемой части культуры. Эта идея высказана в его знаменитом трактате «Государь», оказавшем существенное влияние на процесс развития европейской общественной мысли. Томас Мор, развивая идеи Петрарки, дал развернутую аргументацию в поддержку тезиса о культурном единстве европейских стран. Примечательно, что, подобно отцу гуманизма, он обосновывал необходимость прекращения конфронтации между Англией и Францией, опираясь на эту — чисто культурологическую — посылку. У него мы находит и мысль, которую впоследствии будут неоднократно воспроизводить многие (от Гоббса до Данилевского) о наличии государства как необходимой предпосылки культуры. Эпоха Возрождения была особым периодом в развитии Европы. Ричард Тарнас, автор книги «История западного мышления», пишет: Если сравнить человека Ренессанса с его средневековым предшественником, то представляется, будто он внезапно, словно прыгнув через несколько ступенек, поднялся практически до статуса сверхчеловека Человек отныне стал смело проникать в тайны природы как с помощью науки, так и своим искусством, делая это с непревзойденным математическим изяществом, эмпирической точностью и поистине божественной силой эстетического воздействия Он неизмеримо расширил пределы известного дотоле мира, открыл новые материки и обогнул весь земной шар Он осмелился бросить вызов традиционным авторитетам и утверждать такую истину, которая основывалась на его собственном суждении. Он был способен оценивать сокровища классической культуры и вместе с тем волен был в том, чтобы вырваться за старые границы, устремиться к новым горизонтам Полифоническая музыка, трагедия и комедия, поэзия, живопись, архитектура и скульптура — все это поднялось на новый уровень сложности и красоты Повсюду о себе заявлял индивидуальный гений и независимость С наступлением эпохи Ренессанса человеческая жизнь в этом мире вновь обрела присущую ей непосредственную, самостоятельную ценность, некую волнующую экзистенциальную значимость, уравновесившую, и даже совсем вытеснившую прежнюю средневековую точку зрения... Подобного яркого расцвета человеческого сознания и культуры история не знала со времен «греческого чуда» в античности... Поистине, человек Запада пережил второе рождение ²¹. Подобная оценка Ренессанса сегодня разделяется большинством авторов, которые не сомневаются в том, что именно этот период следует рассматривать как «золотой век» европейской культуры, как апогей в ее развитии. Однако существует и другая, более взвешенная, точка зрения на ту роль, которую сыграл Ренессанс в судьбах европейской культуры. Если судить по публикациям, то ее впервые высказал И.А. Бердяев в своей книге «Смысл истории», где он, выясняя причины кризиса, переживаемого европейской культурой, показал, что его корни следует искать именно в идейных установках идеологов Возрождения, прежде всего в гуманизме. Бердяев обращает внимание на то, что ренессаисный гуманизм есть гуманизм особого типа, не похожий на гуманизм предыдущих исторических эпох. Он пишет: Гуманизм, говорят, раскрыл человеческую индивидуальность, дал ей полный ход, освободил от той подавленности, которая была в средневековой жизни, направил ее по свободным путям самоутверждения и творчества. Но в гуманизме есть начало и прямо противоположное. В гуманизме есть основания не только для вознесения человека, не только для раскрытия творческих сил, но и для принижения, для иссякания творчества, для ослабления человека, потому что гуманизм, обратив в эпоху Ренессанса человека к природе, перенес центр тяжести человеческой личности изнутри на периферию, он оторвал природного человека от духовного, он дал свободу творческого развития природному человеку, удалившись от внутреннего смысла жизни, оторвавшись от божественного центра жизни, от глубочайших основ самой природы человека ²². Вывод Бердяева таков: самоутверждение человека, начавшееся в эпоху Ренессанса, есть не только благо, но и зло. Оно ведет, как показывает практика, к самоистреблению человека, посему рассматривать Возрождение исключительно в позитивном плане является ошибкой. С этой оценкой выдающегося русского мыслителя можно согласиться.

Примечания

1. Эта идея подробно обоснована А.К. Дживелеговым в его трудах, посвященных данной исторической эпохе.

2. Более подробно об этом см.: Дживелегов А.К. Творцы итальянского Возрождения. — М., 1998. — С.7—19.

3. Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч — 2-е изд. - Т.20. - С.346.

4. Цит. по: Рутенбург В.И. Италия и Европа накануне Нового времени. — Л., 1974. — С.209.

5. Энгельс Ф. Диалектика природы. — С.347.

6. Необходимо сказать, что представление о человеке как самом совершенном существе, как «величайшем орудии природы» менялось на протяжении периода Возрождения. На закате Чик-винченто восхваление человека сменилось более трезвым отношением к нему, например, Леонардо да Винчи, будучи достойным наследником итальянских гуманистов XIV — начала XV веков, тем не менее задается вопросом: «Но что ты теперь скажешь, человек, о своей породе? Такой ли ты мудрый, каким себя считаешь, и разве это (жестокость, ничтожество человеческих помыслов и поступков. — А. Ш.) такие вещи, которые должны быть совершаемы человеком?»).

7. Цит по: Буркхарт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. — М., 1996. - С.306.

8. Сергеев КЛ., Светлов Р.В. Предыстория философии культуры //Философия культуры: становление и развитие. — СПб., 1998. — С.28.

9. Цит по: Шестаков В. Проблемы гармоничной личности в эстетике Возрождения// Гармонический человек. — М., 1965. — С.66.

10. Цит. по: Хлодовский Р.И. Франческо Петрарка.. — М., 1974. — С.19.

11. Дживелегов А.К. Творцы итальянского Возрождения. — С.49.

12. Хлодовский Р.И. Франческо Петрарка. — С.89.

13. Там же. С.78.

14. Дживелегов А.К. Творцы итальянского Возрождения. — С.51.

15. Богуславский В.М. Монтень и философия культуры //История философии и вопросы культуры. — М., 1975. — С. 192.

16. Монтень Мишель. Опыты. — М., 1988. — С. 14—15.

17. Там же. С. 16.

18. Там же. С.ЗЗ.

19. «В самом деле, — пишет Верджерио, — то, что передается памятью людей из рук в руки, постепенно исчезает, едва превышая век одного человека. То же, что хорошо вверено книгам, остается навечно, и это могут превзойти, пожалуй, только живопись, мраморное ваяние или литье.» (См.: Верджерио П. О благородных нравах и свободных науках //Итальянский гуманизм эпохи Возрождения: Сборник текстов. — Саратов. — 1988. — С.88.)

20. Верджерио П. О благородных нравах и свободных науках //Итальянский гуманизм эпохи Возрождения: Сборник текстов. — С.90.

21. Тарное Р. История западного мышления. — М., 1995. — С.187—188.

22. Бердяев Н.А. Смысл истории. - М., 1990. - С.107-108.

Желающие опубликовать свои работы (статьи, дипломные, рефераты) в библиотеке, присылайте их на [email protected]!